Красота требует средств - Галина Балычева Страница 20

— И ты знала об этом с самого начала? — спросила я.

Ленка даже бровью не повела.

— Конечно. Пьер, как честный человек, еще до свадьбы все мне объяснил. Он это сделал для того, чтобы наверняка знать, что я выхожу за него не из-за денег, а из-за него самого. Но я ведь тогда действительно совершенно не думала ни о каком богатстве. Мне так хотелось выйти замуж и уехать в Париж, что о таких мелочах, как брачный контракт и какое-то мифическое наследство, я тогда и не думала. Мне тогда это было абсолютно безразлично. И ты знаешь, — Ленка повернулась ко мне и улыбнулась, — я ни о чем не жалею. Пьер вполне приличный человек, и мы неплохо ладим. И потом я живу в Париже! А Париж — это праздник, который всегда с тобой. Ты не согласна? Тогда посмотри в окно.

Я посмотрела. Да, действительно, тут и спорить было не о чем. Париж — это Париж. Если говорить суконным языком, это великолепный памятник истории и архитектуры, воплощенный в красивых зданиях, садах, дворцах и скульптурах. Но Париж — это не только здания и скульптуры. Париж — это некая атмосфера, это бесконечные маленькие кафе, уличные художники, музыканты и туристы, туристы, туристы... Сюда съезжаются туристы со всего света.

Как можно не любить Париж? Никак нельзя. Я и сама очень люблю этот город. Но все же почему Ленка поступила так неосмотрительно, что совершенно не позаботилась о своей старости?

— И все-таки это несправедливо и неправильно по отношению к тебе. Все-таки, если Пьер любит тебя, он должен был поступить с тобой по-другому и оставить тебе нормальную долю наследства, а не жалкие крохи с барского стола. — Я назидательно ткнула пальцем в приборную панель Ленкиного «Пежо». — А ты, кстати, точно знаешь, что после его смерти действительно ничего не получишь, или только предполагаешь?

Ленку стала забавлять моя чрезмерная забота о ее наследственных интересах, и она даже рассмеялась.

— Я это знаю абсолютно точно, — ответила она, — и тут, как говорится, ловить нечего. Но вот если до смерти одного из супругов другому с какой-нибудь третьей стороны обломится еще какое-нибудь наследство, так вот это наследство или то, что от него останется после дележа, другой супруг — ну тот, который еще не умрет, — уже может наследовать.

— Серьезно? — заинтересовалась я. — А у твоего мужа есть какие-нибудь богатые родственники ?

Ленка опять рассмеялась.

— Есть. И к одному из них мы как раз и поедем на королевскую охоту.

— Да? Так, может быть, именно здесь собака-то и зарыта? Может быть, кому-то не хочется, чтобы ты получила именно это наследство?

Ленка отрицательно помотала головой.

— Ничего подобного. Во-первых, Морис моложе Пьера на пять лет и совсем не собирается умирать. А во-вторых, все свое состояние он собирается завещать не родственникам, которых терпеть не может, а фонду Кюнде. У Мориса ярко выраженная мания величия. И после своей смерти он планирует все деньги, акции, дома, земли, короче, все движимое и недвижимое имущество передать в фонд своего имени, дабы прославить его в веках. Так что тут тоже ловить нечего.

— А чего ж они тогда к нему ездят, — спросила я, — если знают, что он их терпеть не может?

— А надеются, что он передумает.

Короче, что бы я ни сказала, на все у Ленки имелся отрицательный ответ.

— Ну тогда я уже и не знаю, — сказала я. — Если ни у кого из твоих родственников нет никакого мотива, чтобы тебя убить, то, значит, и никаких покушений на твою жизнь быть не могло. А значит, все, что ты говоришь, это просто совпадения и нервы. Ничего другого я предположить не могу.

Я отвернулась к окну и уставилась на проплывающие мимо нас геометрически ровные, как по линейке расчерченные, разноцветные поля. Мы давно уже выехали за черту города и теперь колесили по предместью.

А предместье Парижа я люблю не меньше, чем сам Париж. Если в городе поражают красотой исторические здания и памятники архитектуры, то здесь совершенно умиляют своей самобытностью и ухоженностью небольшие деревеньки с белеными домиками под черепичными и мховыми крышами и аккуратно подстриженные лужайки, склоны и даже поля.

Здесь не встретишь и пяди брошенной, так сказать, «ничейной» земли, за которой никто бы не следил и не ухаживал. Все прибрано, скошено, вспахано. Везде чувствуется рука хозяина.

— Может, и совпадения, — прервав мои размышления, пробубнила себе под нос Ленка, — а может, и нет. Ну да ладно, поживем увидим.

Дом Лакуров располагался в довольно живописном месте на берегу небольшого озера. Правда, поначалу никакого дома я там не заметила. Всю перспективу с дороги закрывала буйно разросшаяся живая изгородь из тиса и граба.

— В этом озере Пьер разводит какую-то рыбу и сам же ее потом ловит, — со смехом сообщила мне Ленка. — Это у него рыбалкой называется.

Я посмотрела в сторону озера и задержала взгляд на привязанной у берега лодочке. Рядом с лодочкой стоял человек и, приложив козырьком руку ко лбу, смотрел в нашу сторону.

Неужели этот низкорослый крепыш простоватого вида и есть Ленкин муж? Я искоса глянула на школьную подругу.

— Сам, что ли, разводит? — спросила я, разглядывая не понравившегося мне крепыша возле лодки.

— Нет. Этим занимается садовник Марсель. Вон он возле лодки стоит и на нас пялится. Странный какой-то человек, не пойму я его. Смотрит на меня всегда как-то пристально и при этом молчит. Неприятно даже, честное слово.

Выходит, что дядька возле лодки был не Ленкиным мужем, а всего лишь садовником.

Но если в наличии имелся садовник, то значит, где-то должен был находиться сад и, разумеется, дом. Однако ни того ни другого я почему-то не наблюдала.

Возле озера выглядывал из кустов один какой-то небольшой одноэтажный домишко, но я никак не могла предположить, что это мог быть дом Пьера Лакура, богатого антиквара, наследство которого мы с таким энтузиазмом делили всю дорогу.

Я ожидала увидеть что-то более выдающееся и многоэтажное. У нас, например, в Подмосковье такой дом почти у каждого второго дачника.

Однако, как выяснилось, я сильно ошибалась. В Европе у многих обеспеченных и даже богатых людей дома снаружи