Последний кайдан - Элла Чак Страница 9

тело превращалось в пластилин, скрываясь под сливными решётками. Старые травмы и новые способности превратились в силу. Тело становилось похожим на желе, и я просачивался даже сквозь тюремные прутья. Я мог протиснуться и через жалюзи, не издав ни шороха. В домах, обставленных на европейский манер, я прятался под кроватями с щёлкой до пола менее десяти сантиметров, пока моя вытянутая рука длиной в полтора метра обшаривала тумбочку.

Теперь я был высококлассным домушником. Мы не воровали деньги. Якудза не бедствуют. Меня отправляли красть знания, бумаги, файлы, цифровые носители и флешки. Люди, которых я обворовывал, имеют отношение к политике и госструктурам.

Пользуясь случаем, я выискивал информацию и о себе – о мальчике Сато Киро. Всё, что мне оставили люди, бросившие меня на ступеньках приюта, – огарок свечи. Но никакая близость к властным структурам не приблизила меня к ответу на вопрос, кто я и откуда. Или что это за старая синяя свеча.

В первый год побега я обворовал офис приюта, а потом один из старших якудза пришёл туда с официальным требованием отдать мой файл. В нём не нашлось ничего нового. Только метрика с именем «Сато Киро», начирканным углём по куску пергамента, проткнутого булавкой.

* * *

Девушки из иного мира не снились мне год, пока однажды я не пробудился от крика.

– Киро! – выкрикнула девушка с луком, и в этот раз её стрела была направлена в меня, а кончик её горел синим пламенем.

Отпустив натянутую тетиву, она разлетелась синими лепестками, а стрела ударила меня в грудь. Чувствуя, как кольнуло сердце, я распахнул глаза и тут же дёрнул руку к шее. Верёвки с завязанным узлом вокруг огарка на шее не оказалось.

Мой сосед по комнате, который когда-то привёл меня в клан, сидел и крутил на пальце верёвку с моим огарком.

– Не расстаёшься с этой штукой. Что это за вещица? Дорогая? Старая, и воняет от неё!..

Ногти впились в простыни. Я выдернул суставы из плеча, локтя, запястья и нескольких пальцев и вырвал верёвку у него из рук.

– Никогда не прикасайся к ней! Никогда не бери то, что принадлежит мне!

Раздосадованный, он рухнул на футон[25] и закинул руки за голову.

– Нет здесь ничего твоего, парень. Всё, что у тебя есть, ты имеешь благодаря клану. А значит, всё твоё тоже принадлежит им… Так что, ценная вещичка? С первого трупа, да? Сохранил себе на память? Как его звали? Или… её?

– Я не убиваю людей, ты знаешь. Я ворую информацию.

Он стал изображать деревянными палочками мою походку, когда я применяю «в профессии» костыли.

– Ловко ты, сенсей Гэ Тоси оценил бы такой трюк.

– Сенсей? Кто он?

– Учит наших парней всем стилям боя сразу. Будо[26] преподаёт. Из его учеников лучшие телохранители получаются. Такие должности потом получают, у-у-у!.. Нам с тобой никогда так высоко не подняться.

– Боевые искусства? Где он учит?

Сосед надменно взглянул на меня.

– Ты что, собрался к нему в ученики? Ты, конечно, мешок с костями, но ты не воин. Радуйся, что хоть воровство тебе хлеб приносит.

– Адрес скажи, где найти сенсея.

– Не возьмёт он тебя. Никого не берёт.

– Почему?

– Тест какой-то пройти никто не может. Задание. А не пройдёшь – и учиться у него не сможешь.

– Задание? По нашей части?

– Я к нему не наведывался. И тебе не советую. Прогонит и палкой огреет вдобавок.

– Скажи адрес, я сам решу, что делать.

– Любишь боль?

Жуя митараси данго[27], громко чавкая, он продолжил:

– Подкину адресок… Мне до твоих оплеух нет дела, но и ты подкинь сплетен: кого грабишь следующим?

Сделка была честной, и я ответил:

– Я, Хидеро, граблю следователя Оду Нобутаку.

* * *

В тот же день я отправился в боевой зал искать Гэ Тоси. Как только Хидеро произнёс имя Тоси, свеча в моей руке стала мягкой, а кончики всех её четырёх фитилей метнулись синей искрой.

Нет… показалось…

А если нет, то почему синей? И огнива при мне нет. Не от воздуха же она чуть не зажглась…

Я выпил бокал пива в баре со «счастливыми кошками». Мне нравилось это место, потому что все кошки там не золотые, белые или красные, а чёрные, с озлобленными мордами, как постояльцы бара из якудза.

Бармен не позволил мне включить новости по телевизору и не дал сдачу, оставив себе на чай, а ведь в Японии это стыдно. Но он точно не японец, просто подрабатывает здесь как студент. Ещё и отобрал из рук статуэтку «счастливого» чёрного кота с двумя хвостами. Я дёргал его за лапу, а он двигал красными глазами и скалился на меня хитрым прищуром.

– Это не игрушка! И не продаётся! – добавил бармен, вырвав статуэтку, и я ушёл, решив, что всегда могу просто украсть всё, что пожелаю.

В зал к Тоси костыли я не взял. Нельзя показывать свои сильные стороны сразу, а моя слабость была моей силой.

Тоси вёл занятия в историческом районе, где каждое ремесло и торговая лавка передаются по наследству. Я терпеть не мог всю эту семейственность, потому отоваривался в супермаркетах, а питался в сетевых ресторанах. Глаза б мои не видели уважительные и благодарные жесты дочерей, кузенов и отцов за совместным приготовлением и подачей удона!

В зале было несколько площадок. Никаких железных тренажёров, только палки, набитые опилками кривые кожаные мячи и цепи, сплетённые, опять же, из кожи. Мальчишки лет семи упражнялись на деревянном манекене, старик-приживалка мыл пол. На татами работала пара хорошо сложённых молодых мужчин. Рельефные мышцы груди и торса, волосы заплетены в тугую длинную косу. Их удары были чёткими, ровными, казалось, что даже косы взлетают над их головами по единой для всех параболе, – этому их тоже обучил сенсей?

«Ну и кто из них Тоси?.. – думал я, разглядывая присутствующих – четвёрку, отрабатывающую удары, и пару мужчин в белых кэйкоги[28]. – Наверняка сенсей – один из них, но кто?»

Мне ответил старик, занимающийся уборкой, отжав тряпку в грязное ведро.

– Нету Тоси-сана. Что передать, когда вернётся?

– Я думал, он там… Кто-то из двух в кэйкоги.

Старик вытер пот со лба и улыбнулся ртом с парой золотых коронок.

– Там, да. Там будущие воины Тоси-сана, да. Лучшие воины, какие есть во всём Киото, во всей Ямато, – назвал он Японию словом из первого тысячелетия.

Небось и сам такой же древний. Убирается, смывает коричневые разводы с пола и тут же сыплет на вымытое свой дряхлый песок. Вон