Твоя последняя ложь - Мэри Кубика Страница 6

– Все-таки попытайся, – говорю я, не забыв проследить, как она убегает в ванную, где оставляет дверь открытой настежь, а затем забирается на унитаз с помощью табурета-стремянки, чтобы пописать.

И пока ее нет целых тридцать восемь секунд и не дольше, Клара подходит ко мне, прижимается ко мне своим выпирающим животом и говорит, что будет скучать по мне, и эти ее слова, как своего рода вуду или черная магия, заставляют меня таять. У нее есть власть надо мной, и я полностью под ее чарами. Следующие сорок пять минут, пока я буду резвиться на детской площадке с Мейси, моя беременная жена будет скучать по мне дома. Я улыбаюсь, чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Не знаю, что я такого сделал, чтобы это заслужить.

Клара стоит передо мной – высокая, всего на пару дюймов пониже шести футов, – еще не сходившая в душ, пахнущая по́том и яичницей, но необыкновенно красивая. За всю свою жизнь я никого не любил так сильно, как Клару. Она целует меня так, как умеет целовать только Клара: ее тонкие, едва ли не прозрачные губы касаются моих, оставляя меня полностью удовлетворенным и в то же время жаждущим и желающим большего. Я кладу руки на почти исчезнувшие изгибы ее талии; она просовывает свои под хлопковую ткань моей рубашки. Руки у нее все еще влажные. Клара наклоняется ко мне над своим огромным животом, и мы опять целуемся.

Но, как и всегда, этот момент пролетает слишком быстро. Не успеваем мы опомниться, как Мейси вприпрыжку выбегает из ванной и громко зовет меня: «Папа!» – и Клара не спеша отпускает меня и уходит в поисках спрея от насекомых и солнцезащитного крема.

Вскоре мы с Мейси уже катим на великах по тротуару, а Клара стоит на крыльце и смотрит нам вслед. Мы успеваем отъехать всего на пару домов, когда я слышу какой-то голос, ворчливый и грубый. Мейси тоже его слышит. А еще она видит своего друга Тедди, который сидит на лужайке перед своим домом, пощипывая травку и пытаясь не слушать, как его отец кричит на его маму. Они стоят в открытом гараже, наши соседи Тео и Эмили Харт, и все происходит чертовски быстро, когда Тео прихлопывает ее к стене гаража. Я нажимаю на тормоза велосипеда, но велю Мейси ехать дальше.

– Как доедешь до красного дома, остановись, – говорю я. Дом из красного кирпича находится всего в полуквартале от нас.

– У вас там всё в порядке? – окликаю я их с противоположной стороны улицы, слезая с велосипеда и готовясь вмешаться, если он попытается еще ей что-нибудь сделать. Я ожидаю ответа от Тео – чего-нибудь резкого и грубого, возможно даже угрожающего, – но вместо этого получаю его от Эмили, которая вытирает руки о джинсы и приглаживает волосы, отходя от стены гаража, пока Тео маячит у нее за спиной, наблюдая за ней, словно ястреб.

– Все отлично, – говорит Эмили с улыбкой, фальшивой, как спам-рассылка по электронной почте. – Чудесный денек, – добавляет она, после чего окликает Тедди и зовет его в дом принять ванну.

Тедди сразу же поднимается с земли, не с таким опасливым и неохотным видом, как Мейси, когда мы предлагаем ей искупаться в ванне. Делает, что ему говорят, и я задаюсь вопросом, просто ли это согласие или же нечто большее. Нечто больше похожее на страх. Эмили не представляется мне слабой – женщина она высокая, подтянутая, и все же так оно и есть. Я уже не в первый раз своими собственными глазами вижу, как он хватает ее в такой манере, которая уже граничит с насилием. Если он делает это в открытую, то что же там у них происходит за закрытыми дверями?

Мы с Кларой уже столько раз обсуждали эту тему, что просто и не сосчитать.

Хотя невозможно помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогали.

Я смотрю, как Эмили и Тедди, держась за руки, исчезают внутри. А когда опять трогаюсь с места, спеша догнать Мейси, которая стоит в конце чьей-то подъездной дорожки, поджидая меня, то замечаю Тео и его убийственный взгляд.

Клара

Горе настигает меня со всех сторон одновременно.

С утра я уже в печали, а к вечеру окончательно подавлена. Оставшись наедине с собой, сразу же плачу. Я не могу заставить себя признаться Мейси, почему Ника здесь нет, и поэтому начинаю лгать той маленькой девчушке, что стоит передо мной с печальными глазами, что ее отец очень занят, что у него какие-то срочные дела, что он на работе. Я полагаюсь на эти усталые ответы – что он скоро будет дома; что он будет дома чуть позже – и бесконечно рада, когда Мейси жизнерадостно улыбается и вприпрыжку убегает прочь, бросив мне: «Ну ладно». Пока что помиловав меня, отсрочив исполнение приговора. Позже я расскажу ей. Скоро.

Регулярно приходит мой отец. Приносит что-нибудь купленное по дороге, садится рядом со мной за стол и велит мне поесть. Накалывает еду на вилку, а вилку вкладывает мне в руку. Он предлагает сводить Мейси на игровую площадку, но я отказываюсь, потому что боюсь, что, если Мейси куда-то уйдет без меня, она тоже не вернется домой. Так что мы остаемся дома и погружаемся в тоску. Маринуемся в ней и окунаемся в нее с головой. Позволяем тоске проникнуть в каждую клеточку нашего существа, делая нас слабыми и уязвимыми. Даже Харриет грустит, уныло свернувшись клубочком у моих ног, пока я весь день держу на руках Феликса, тупо таращась в экран телевизора с мультиками Мейси. «Макс и Руби», «Любопытный Джордж»…[11] Харриет навостряет уши при звуке проезжающих машин; разносчик пиццы из соседнего дома заставляет ее вскочить с пола, приняв шум работающего на холостом ходу мотора за шум машины Ника. Я хочу сказать ей, что это не Ник. «Харриет, Ник мертв!»

Мейси, смеясь, указывает на что-то на экране телевизора, пряди медных волос падают ей на глаза. Вполне довольная тем, что по восемь часов в день может смотреть на говорящих кроликов в телевизоре и съедать на завтрак, обед и ужин по полному пакету попкорна, приготовленного в микроволновке, сейчас она спрашивает меня: «Видела?» – и я безжизненно киваю головой, хотя ничего такого не видела. Я вообще ничего не вижу. Ник мертв. На что еще можно смотреть?

Но когда я не грущу, то злюсь. Злюсь