Идеальная девушка - Рут Уэйр Страница 4

было признаться: это действительно круто. Сколько студентов перебывало в этой квартире за четыреста лет, прошедших после постройки корпуса? Многие ли стали пэрами, политиками, нобелевскими лауреатами и писателями? У нее закружилась голова, словно она взглянула в телескоп с другой стороны и увидела не окружающий мир, а собственную бесконечно крохотную фигурку.

– Неплохо, да? – подтвердила Эйприл. Она остановилась на пороге, положив одну руку на дверной косяк, а вторую уперев в бедро. Лучи низкого вечернего солнца просвечивали тонкую материю ее белого платья насквозь, делая четкими очертания тела и превращая короткую стрижку в белый ореол, как у киноактрисы на афише.

– А твоя? – поинтересовалась Ханна.

Эйприл пожала плечами:

– Практически такая же. Хочешь посмотреть?

– Конечно.

Опустив чемодан, Ханна прошла вслед за Эйприл через гостиную к двери напротив.

Первый же взгляд сообщил Ханне, что комната Эйприл вовсе не такая же. Она действительно была лишь немного больше, таким же, как в комнате Ханны, был металлический каркас кровати и камин. Однако остальная мебель оказалась другая – от килима, безворсового турецкого ковра, до причудливого эргономического офисного кресла и двухместного диванчика с богатой обивкой в углу.

Высокий, грузный мужчина складывал вещи в большой платяной шкаф. Он даже не обернулся.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась Ханна тоном, какой используют при встрече с чужими родителями. – Вы, наверное, отец Эйприл? Меня зовут Ханна.

Эйприл прыснула:

– Ой! Ну ты и шутница! Это Гарри, он работает у моих родителей.

– Рад вас видеть, – бросил мужчина через плечо. Он задвинул последний ящик и только тогда обернулся. – Кажется, все, Эйприл. Чем я еще могу помочь?

– Все в порядке, Гарри. Спасибо!

– Коробки я заберу. Чемодан оставить?

– Нет, его тоже заберите. Мне негде его хранить.

– Хорошо. Желаю приятно провести время. На подоконнике лежит небольшой прощальный подарок от вашего отца. Рад был с вами познакомиться, Ханна.

Гарри повернулся, сгреб груду пустых коробок и сумок у входной двери и вышел. Дверь захлопнулась. Эйприл сбросила туфли и шлепнулась на свежезастеленную постель, глубоко провалившись в мягкое пуховое одеяло.

– Вот и началась настоящая жизнь!

– Настоящая жизнь… – с сомнением откликнулась Ханна. Сидя в старинном учебном заведении в окружении роскошных, красивых вещей Эйприл, вдыхая незнакомый тяжелый аромат дорогих духов, она как никогда отчетливо почувствовала нереальность момента. Интересно, что об этом подумала бы ее мама, похоже, до сих пор нарезавшая круги по Оксфорду в поисках стоянки.

– Ну-ка посмотрим, что он там для меня оставил, – сказала Эйприл. – Коробка не от «Тиффани». Так себе начало.

Она сбросила ноги с постели и подошла к окну, где на каменном подоконнике стоял подарок в высокой коробке.

– «Начинай жизнь в Оксфорде прямо с этой минуты. Люблю, папа». Хорошо хоть своей рукой написал. На открытке к моему дню рождения был почерк секретарши.

Быстро разорвав упаковку, Эйприл принялась хохотать:

– О боже, я уж думала, он не помнит мое второе имя, а тут заставил меня устыдиться. – Она достала бутылку шампанского и два бокала. – Пьешь, Ханна Джонс?

– Э-э… да.

По правде говоря, Ханна не любила шампанское. Всякий раз, когда пила его – на свадьбах или на мамино пятидесятилетие, – у нее потом болела голова. Однако в такой идеальный момент грех отказываться. Может, Ханна из Додсуорта не пьет шампанское, но Ханна из колледжа Пелэм еще как пьет.

Эйприл привычным движением отстрелила пробку и наполнила два бокала пенистым напитком.

– Не охлажденное, зато хотя бы «Дом Периньон», – сказала она, вручая Ханне высокий бокал. – За что выпьем? За Оксфорд?

– За Оксфорд, – подхватила Ханна. Она чокнулась с Эйприл и поднесла бокал к губам. Теплое шипучее шампанское пенилось во рту, пузырьки лопались на языке, алкоголь щекотал нос. У нее слегка закружилась голова, но в чем была причина – в шампанском, в том, что они еще не обедали, или просто в сути момента, она не могла сказать. – За Пелэм.

– И за нас, – добавила Эйприл. Она, приподняв подбородок, осушила бокал в четыре длинных глотка. Потом снова наполнила его и улыбнулась своей широкой, озорной улыбкой, от которой на щеках мгновенно появились глубокие очаровательные ямочки. – Да, за нас, Ханна Джонс. Похоже, мы шикарно проведем здесь время. А ты как думаешь?

После

Ханна опускает телефон, тишина в магазине обволакивает ее, словно кокон. Она никогда не признается в этом Кэти, но на самом деле устроилась работать в «Басни» не ради субботней сутолоки, не ради августовского наплыва туристов во время праздников, а ради спокойных часов посреди недели, когда можно побыть одной – конечно, не совсем одной, потому что вокруг тебя тысячи книг, но одной наедине с книгами.

Кристи, Бронте, Сейерс, Митфорд, Диккенс. Они помогли пережить годы после смерти Эйприл. Ханна сбежала от сочувственных взглядов, сопровождавших ее в реальной жизни, от пугающей непредсказуемости Интернета, от ужасов действительности, когда тебя в любую минуту может подстеречь репортер, любопытствующий чужак или смерть лучшей подруги, сбежала в мир полной упорядоченности. В книге на 207-й странице тоже может случиться какая-нибудь неприятность – что правда, то правда. Но это событие навсегда останется на 207-й странице. И перечитывая книгу, ты знаешь, что тебя ожидает, следишь за приметами, готовишься.

Ханна прислушивается к мягкому шелесту эдинбургского дождя, струями стекающему по стеклу эркера, старые половицы издают тикающие звуки – это включили отопление. Книги молча сочувствуют ей. На мгновение Ханна ощущает слепое желание взять какой-нибудь хорошо знакомый том, роман, который она помнит почти наизусть, и провалиться в кресло-мешок в детском отделе, послав весь мир к черту.

Увы, нельзя. Она на работе. Кроме того, она не одна. Не совсем одна. Робин уже пробирается через лабиринт маленьких викторианских зальчиков, из которых состоят «Басни», где полно демонстрационных столов и корзин.

– Бип-бип! Встречайте Робин Грант, непревзойденную кофе-леди! – объявляет она, двигаясь к окнам. Робин весело ставит на прилавок два стаканчика, отчего горячая коричневая жидкость чуть не выплескивается через край на выставленные открытки. – Тот, что с ложечкой, твой. Ты не… – Что-то в облике Ханны заставляет ее замолчать. – Эй, с тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.

У Ханны сжимается сердце. Неужели так заметно?

– Я… я сама не пойму. Странную новость узнала.

– Ох ты боже мой! – Робин хватается за шею. Ее взгляд невольно падает на живот Ханны. – Неужто…

– Нет! – перебивает ее Ханна. Она пытается улыбнуться, но улыбка выходит фальшивой и натянутой. – Ничего подобного. Просто… семейные дела.

Сразу не пришло в голову ничего более близкого к истине, однако, не успев закончить фразу, она уже сожалеет, что выбрала не те