Твоя последняя ложь - Мэри Кубика Страница 21

домой с обезболивающими таблетками, а вот антибиотики решил не назначать, поскольку, по моему профессиональному мнению, их и так прописывают чуть ли не по любому случаю, надо и не надо, что приводит к резистентности к антибиотикам и целому ряду других нехороших последствий. Я вообще категорический противник назначения антибиотиков в профилактических целях. Миз Грей в свои сорок лет была абсолютно здорова, и антибиотики ей не требовались. Тем не менее, как и всегда в таких случаях, я посоветовал ей следить за возможными признаками инфекции: гноем или другими выделениями, образованием абсцесса, повышением температуры или сильной болью. Я совершенно четко и ясно ей все это озвучил, не сводя с нее глаз, так что полностью уверен, что она все это слышала. «После удаления зуба всегда остаются некоторые болевые ощущения, – помню, сказал я, сидя рядом с Мелиндой Грей на своем бордовом табурете, когда расстегивал застежку слюнявчика у нее на шее и вытирал салфеткой остатки кровавой слюны с ее губ. – Вот за чем вам следует следить, так это за чрезмерной болью. Сильной болью или отеком в течение ближайших двух-трех дней. Если вы почувствуете, что что-то не так, или у вас возникнут какие-либо вопросы – какие угодно, – то звоните, пожалуйста, не стесняйтесь». И она кивнула, как будто все услышала.

Перед ее уходом я попросил медсестру проследить, чтобы миз Грей получила мою визитную карточку с рабочим и мобильным телефонами, которую я всегда вручаю своим пациентам, чтобы быть доступным для них двадцать четыре часа в сутки. Это всегда казалось мне правильным с этической точки зрения. Я никогда не хотел, чтобы моим пациентам казалось, будто им не хватает заботы с моей стороны. Я также попросил медсестру записать миз Грей на повторный прием через неделю, дабы убедиться, что лунка заживает должным образом.

Миз Грей так и не позвонила. И так и не пришла на повторный прием.

Чего я не учел, так это что одной из моих медсестер в тот день не было – она сидела дома со стрептококковым фарингитом, скосившим уже половину нашего персонала, а другая совершенно зашивалась с пациентами, выполняя рабочую нагрузку за двоих. И во всем этом хаосе, как видно, просто забыла получить у миз Грей информированное согласие – дать ей на подпись простую форму, в которой указывается, что пациенту известно о рисках, связанных с предстоящей процедурой.

А еще я не сознавал, что это стало для меня началом конца.

Клара

Установка нового кондиционера стоит больше пяти тысяч долларов. Ремонт существующего – при условии, что ремонт вообще возможен, – обойдется от ста до девятисот долларов, в зависимости от того, что там поломалось.

– Сколько лет вашему аппарату? – спрашивает приемщик из мастерской на другом конце провода, и я отвечаю, что не знаю.

Он озвучивает мне несколько ценовых вариантов, после чего я благодарю его за потраченное время и даю отбой, продолжая мысленно перебирать цены, хотя и не на кондиционер. Деревянный гроб Ника стоил две тысячи долларов; бальзамирование – которое, как ни странно, не требовалось по закону – обошлось еще в восемьсот. Вот те цифры, которые я сейчас складываю в уме. Похоронное бюро взяло с нас плату практически за все, начиная с подготовки тела – расчесывания слипшихся от крови волос Ника, переодевания его в лучший воскресный костюм, оплаты за хранение в холодильнике в размере пятидесяти долларов в день и так далее – и заканчивая оплатой услуг распорядителя похорон, который реально нажился на моей потере. Я раскошелилась на поминальные открытки, по сорок баксов за сотню, с красивым черно-белым фото Ника на лицевой стороне. Мне казалось, что это выглядит стильно, солидно, но мать Ника сказала, что надо было поставить цветную фотку – из-за черно-белой, по ее словам, они выглядят чересчур старомодно. И что это фото старит Ника, хотя Ник теперь уже никогда не состарится.

Кладбище тоже ободрало меня как липку: за участок, за выкопанную на участке могилу, за надгробие и процедуру прощания с покойным – то есть за то, что все мы стояли вокруг свежевырытой ямы и плакали. Но и это еще не всё. Приплюсуем сюда расходы на катафалк, чтобы перевезти тело Ника сначала из морга в похоронное бюро, а потом на кладбище, стоимость цветов, которых я не хотела и в которых не нуждалась, но такая уж традиция, как сказал мне предоставленный бюро распорядитель, так что пришлось заказать и их – белые букетики, которые заполнили церковь.

Моя кредитка была выжата досуха.

Починить кондиционер или заменить его мне сейчас не по средствам. Так что будем потеть и дальше. Отец сказал, что хочет помочь мне с похоронными расходами. «Спасибо, но не надо», – ответила я, положив руку ему на плечо. Мои родители не испытывают недостатка в деньгах, и все же, будучи пенсионерами, получают фиксированный доход, который быстро съедают постоянные медицинские расходы моей матери. До возможности распоряжаться средствами на негосударственном пенсионном счете еще далеко. «Но деньги есть», – сказал мой отец, хоть я и отказалась от его помощи. «Спасибо, но не надо», – повторила я, желая, чтобы он поберег эти деньги на свои собственные нужды и нужды моей матери, а также помня про тот отклоненный банком чек и пытаясь решить, что было тому виной: недостаток средств на счете или просто какая-то путаница в банке.

У родителей Ника есть деньги, но они ни разу не предложили хоть как-то помочь.

* * *

Во второй половине дня мы с Мейси и Феликсом едем в магазин. Уломать Мейси забраться в машину стоило мне больших трудов. Есть много чего, чем ей хотелось бы заняться и помимо поездки за продуктами. Вот-вот должен был начаться очередной эпизод «Макса и Руби», ей хотелось пить, и Мейси, которую в туалет палкой не загонишь, вдруг приспичило пописать. Три раза. А потом, когда мы наконец оказались в машине, усадить ее в детское кресло и пристегнуть пятиточечными ремнями безопасности оказалось еще одной непростой задачей, которую удалось осуществить лишь после того, как я сунула ей свой смартфон с приложением «Кэнди Крэш». Мейси просто обожает «Кэнди Крэш», быстро сметая разноцветные конфетки с экрана. С телефоном в руке она почти забывает, что прикована к креслу, установленному в такой же самоходной штуковине, которая всего несколько дней назад вдребезги разбилась при встрече с толстым белым дубом.

Но что касается меня, тот страх по-прежнему никуда не девался.

Рука Мейси тянется к ремню, и я рявкаю на