Когда поют цикады - Стивен Амидон Страница 15

– Перво-наперво, Барт говорит, поводов для беспокойства нет, – сообщил он. – Режим изоляции введен лишь в качестве меры предосторожности. Судя по всему, в городе произошло убийство.

– Да, я слышала, жертва – какая-то девушка.

– Так и есть.

– Но кто она такая?

– Не местная. Больше он ничего не сказал.

– Значит, тревожиться не о чем?

– Судя по характеру нападения, это единичный случай.

После разговора с мужем Селия вновь отправила Джеку сообщение, поскольку он до сих пор не ответил на первое. И хотя тревога отступила, новость все равно в голове у нее не укладывалась. Убийство. В Эмерсоне. У Бондурантов. Лишнее напоминание, что, несмотря на все системы сигнализации, угрозу вооруженного отпора для злоумышленников да полицию, оснащенную получше армий некоторых стран третьего мира, они все-таки тоже были уязвимы.

С чашкой кофе Селия перебралась в залитый солнцем альков, где принялась просматривать новости на компьютере. Новых фактов не вскрылось, хотя «Твиттер» бурлил версиями и домыслами. Кто-то заявил, будто убийство произошло в ходе неудавшейся попытки ограбления. Другой брякнул, что жертва приходилась Биллу любовницей. Выложили фотографию Локаст-лейн, запруженной полицейскими машинами и служебными фургонами. Зрелище выглядело пугающе неестественным, словно стая акул в бассейне загородного клуба.

Однако детям ничего не угрожало, и это было главное. Мысли женщины вернулись к гораздо более насущному вопросу: как же ей поступить с сыном, когда его отпустят из школы. Этот аспект воспитания – добиваться соблюдения дисциплины – ей всегда был не по душе. Здесь нужно действовать аккуратно, чтобы не переборщить. Селия воспитала трех подростков и прекрасно понимала, что ложь – явление вполне естественное. Однако в данном случае вранье представлялось лишенным смысла. Во всяком случае, сама она такового совершенно не улавливала. Ну зачем Джеку было говорить, будто он у Ханны, в то время как он находился где-то в другом месте? Он же имеет право ходить, куда ему вздумается. Через несколько недель ему исполнится восемнадцать, а еще через несколько месяцев он начнет учиться в колледже. Ему предоставлена вся свобода, о которой мальчишка только может просить. Три года назад он самостоятельно добирался до теннисного лагеря во Флориде. Прошлым летом, тоже без сопровождения, летал в Лондон к дядюшке. А всего несколько дней назад провел ночь в Бостоне с Ханной и Кристофером. И все равно смотрел ей в глаза и врал.

Селия задумалась, не позвонить ли Оливеру, чтобы узнать его соображения на этот счет, однако здесь существовал риск разбередить былую напряженность между отцом и сыном. В последнее время в их отношениях царил мир, и нарушать относительную идиллию было бы неразумно. Касательно Джека Оливер имел склонность слишком остро реагировать, раздувая мелкие преступления до уровня дел федеральной юрисдикции. К Дрю и Скотти подобной строгости он никогда не проявлял. Почему? Потому что они боготворили его. И не вызывали таких сложностей, какими отличался их младший брат. Им и в голову не приходило перечить отцовским планам для них. Каким заниматься спортом (лакроссом и бейсболом), в каком колледже учиться (в Дартмутском или в крайнем случае Амхерстском), какую карьеру избрать (юридическую или финансовую) – старшие сыновья всегда прислушивались к Оливеру. Селию поражало, с какой легкостью ему удавалось внушать уважение – без проявления суровости, без малейшего намека на грубость, каковые ее собственный отец, грозный Джон де Визер, изливал на своих отпрысков без малейшего стеснения.

Но вот с Джеком неизменно выходило по-другому. Он противился родительской власти с самого детства. В то время как Оливер, в своей обычной спокойной и рассудительной манере, не уступал ни сантиметра. Мальчика он любил, в этом не возникало сомнений. Не исключено, даже больше остальных. Но он был строг с ним. Возможно, потому что под поверхностными различиями их объединяло врожденное упрямство. Если Дрю и Скотти и расстраивали их редкие страйк-ауты в матчах Малой лиги, они были способны стряхнуть с себя досаду еще до ухода с поля. Джек же зверел с каждым промахом по мячу, что твой король Лир в голой степи.

И хотя вспышки гнева мальчика удовольствия Селии не доставляли, она ему сочувствовала. Перед ним как перед самым младшим постоянно стоял пример отца и братьев. Не то чтобы Дрю и Скотти являли собой само совершенство. Уж точно если знать их столь хорошо, как знала она. Колючие голубые глаза Дрю словно бы непрестанно судили о происходящем вокруг, и обычно вердикт был «виновны». Лицо его постепенно приобретало беспросветно хмурый вид, и он обзавелся неприятной привычкой издавать скрежещущее покашливание, единственным предназначением которого было выражение нетерпения. Еще барабанил пальцами, да порой так громко, что окружающие смолкали. В детстве сила его широких плеч и крепких запястий служила для завоевания спортивных побед. Теперь же, когда Дрю забросил спорт, она неумолимо трансформировалась, по мнению Селии, в показушную мощь быковатого управленца.

Изъяны Скотти развивались в противоположном направлении. Его некогда проницательный взгляд теперь подернуло беззаботной удовлетворенностью, тонкие губы слегка одрябли. Сложение у него от рождения было таким же крепким, как у Дрю, однако постепенно он начал слабеть, словно бы израсходовал всю свою силу на выход из турбулентной атмосферы переходного возраста, после чего вполне довольствовался скольжением по гладкой зрелости. Особым говоруном Скотти никогда не был, а сейчас и вовсе погружался в молчание, свидетельствовавшее, как опасалась Селия, о расширяющейся внутренней пустоте. Его дружелюбная улыбка привлекала людей, однако адресовалась всем без разбора, словно бы скорее исполняла роль буфера против близкого знакомства, нежели приглашала к таковому.

Тем не менее большинство людей, включая их младшего брата, только и видели, что пару высоких и широкоплечих молодых мужчин с волевыми подбородками, преуспевавших во всех своих начинаниях. Джеку же недоставало их способности скрывать свои изъяны. И он прекрасно понимал, что от него тоже ожидаются великие свершения. Вот только весь мир ему в карман почему-то не помещался. Опасаясь неудач или, еще хуже, незаметности, Джек привлекал к себе внимание дурным поведением. Пререкался с учителями. Заявлялся домой позже дозволенного. Практиковал грубую игру на спортплощадке. Использовал свой ум и острый язык в качестве оружия.

В восьмом классе дела пошли совсем скверно: бунтарский дух сына еще более распалялся половым созреванием. Его гнев сосредоточился, выражаясь киплинговским языком, на человеческих самках. Напряженные телефонные разговоры с обеспокоенными матерями следовали один за другим. Дно было достигнуто, когда Джек оказался на волоске от отчисления за то, что обозвал учительницу рисования сукой. Селии пришлось пуститься во все тяжкие, чтобы предотвратить катастрофу. Она начала всерьез беспокоиться, что давление, превратившее ее первых двух сыновей в алмазы, истирало