Я во всем виновата - Элизабет Кей Страница 11

кто-то перекрасил стены и даже переставил мебель, но все осталось по-прежнему: сине-белые жалюзи над окном, деревянный обеденный стол со сложенной газетой под ножкой, потертый коврик, закрывающий терракотовую плитку перед печью. Я открыла шкаф, чтобы включить бойлер, и выглянула в зимний сад: стекло в темноте казалось невидимым. Вернулась в гостиную, открыла окна, распахнула ставни. Стянула с дивана одеяло и присела на корточки перед камином. Я никогда раньше не разжигала его – только смотрела, как мама создавала тепло и свет из обрывков газеты. Когда занялся огонек, я ощутила восторг и прилив сил.

Я собиралась очистить свою совесть и проложить путь для нашей дочери. Я собиралась снова стать матерью. Я собиралась сделать тебя отцом.

Я услышала приближающуюся машину и подошла к окну.

Увидела, как она припарковалась снаружи, прямо рядом с моей.

Какая-то женщина – наверное, моя сестра – обошла машину, открыла багажник и надела пальто. Я вышла в прихожую, чтобы открыть дверь, натянула на лицо улыбку и, когда она подошла ко мне, сказала:

– Наконец-то!

И замерла.

Потому что это была вовсе не моя сестра.

Глава 9

Она остановилась в дверях. С крыши веранды за ее спиной капал дождь. Веснушки у нее исчезли, рыжие волосы, искусно заплетенные в свободную косу «рыбий хвост», сильно отросли. На ней были свободные джинсы, кроссовки и обтягивающий темно-синий свитер под расстегнутым пальто. Она сильно похудела, ключицы у нее торчали.

– Эмбер.

Я застыла, очень остро вдруг почувствовав, что на мне толстый свободный шерстяной свитер, пузырящийся на талии, и что волосы безжизненно свисают до плеч. Я сглотнула.

– Джесс! – Она обняла меня. – Сколько мы не виделись, лет десять?

– Почти, – отстранилась я, чтобы посмотреть на нее еще раз.

– Ты давно здесь? – спросила она.

Эмбер стянула кроссовки и отбросила их в сторону. Взглянула на лестницу и на ярко освещенную площадку второго этажа и вздрогнула. Она пыталась убедить мать выбрать что-то более традиционное, перестроить второй этаж в том же стиле, что и оригинальное здание. Она утверждала, что это принесет доход, потому что туристы любят традиции.

– Я тебя не ждала.

– Я знаю. Прости. Надо было позвонить, наверное. Я была уверена, что дежурю сегодня. Но кажется, неправильно прочитала.

– Ты…

– Я подумала, что если я не нужна в больнице, то могу приехать.

Невежливо было приезжать без предупреждения, не отправив хотя бы сообщение. И странно было, насколько непринужденно она держится после девяти лет разлуки. Но я невольно расслабилась, потому что ее беззаботность успокоила и меня.

– Есть что-нибудь поесть? – спросила она. – Опять макароны с сыром?

Я не удержалась от смеха.

Мы выросли вместе. Мы знали друг друга очень хорошо, по-настоящему, так, как это бывает только в одной семье. Как у тебя с братьями. И – сейчас это кажется ироничным – мне стало легко и спокойно.

Она повесила пальто на вешалку.

– Так что насчет поесть? – снова спросила она.

– В кухне стоит корзинка.

– С вином?

– Я не проверяла.

Она подняла бровь и улыбнулась.

* * *

Я снова встретила свою кузину на турнире по нетболу. Разумеется, ее команда выиграла. Мы обменялись телефонами, пообедали вместе, а потом к нам присоединилась моя сестра. Мы дружили – недолго. Последний раз мы виделись девять лет назад в подвальном баре на юге города, где вместе с десятками других людей встречали Новый год. Тогда я была другим человеком, все еще носила короткие юбки и высокие каблуки и постоянно была пьяна. Я помню, что она была очаровательна: красива без всяких усилий, остроумна и способна мгновенно завершить разговор.

В тот вечер мы поссорились. Нас связывала трагедия, дыра в том месте, где когда-то было что-то чистое, и это оказалось так себе основой для взрослой дружбы. Все началось с ерунды, как это часто бывает со ссорами. Я говорила ей, что у меня не так много денег, и я знаю, что она ответила что-то вроде «Я тебе одолжу», или «Все мое – твое», или «Угощайся». Я взяла из ее кошелька двадцать фунтов, чтобы заплатить за текилу.

Я первой выскочила из такси, когда через несколько часов мы вернулись к ее квартире. Я пошла к входной двери, полагая, что она заплатит водителю. Но, когда она достала кошелек, он оказался пуст.

Мы ссорились на улице, как лисы, которые дерутся у мусорных баков и визжат в ночи. Мы отправили водителя к банкомату, молча усевшись на заднее сиденье. Мы вернулись в квартиру, она бросила подушку и одеяло на пол в гостиной и ушла в спальню.

Думаю, мы бы помирились за день или два, если бы на этом все закончилось.

Но я злилась, потому что это она предложила заплатить. А она была в ярости, потому что полагала, что рыться в кошельке – это недопустимое нарушение границ. Но это не было настоящей ссорой. Я был груба и не умела обращаться с деньгами. Я никогда не притворялась, что это не так. Думаю, она не ожидала от меня ничего другого.

Я вела себя глупо. На следующее утро я делала себе кофе и специально вскипятила только одну чашку воды. Я сидела у кухонной стойки, когда она вошла, заметила пустую кофеварку, подняла бровь и покачала головой.

– Помнишь то лето? – спросила я.

Я хотела поговорить об этом уже несколько месяцев, а может, и лет.

– Мм?..

– Ну… Я просто… я…

Я знала, что хочу сказать, но никак не могла упаковать такое важное событие в несколько простых слов. Я попробовала еще раз.

– В общем. Я хочу поговорить с тобой о том, что произошло тем летом.

Она вскинула на меня взгляд.

– Я хочу обсудить это.

– Не о чем разговаривать.

Я смотрела, как она поставила полный чайник обратно на подставку и вытащила кружку из шкафа. Надо было на этом закончить.

– Я хочу, чтобы ты знала, что…

– Перестань. Не хочу об этом говорить.

– Да ладно, – сказала я, – мы не можем просто… Я чувствую, что…

– Дело не в том, что ты чувствуешь, – перебила она, – ты говоришь о моей сестре, а я не хочу о ней разговаривать.

Она отвернулась и принялась делать кофе.

Я внезапно заплакала.

– Эмбер, пожалуйста…

Я плакала не так, как женщины в фильмах, где сверкающая слезинка нежно скатывается по гладкой щеке. Это были уродливые, хриплые рыдания, я тяжело дышала и давилась соплями.

Она посмотрела на меня с отвращением.

– Я знаю.

Меня мучило ужасное похмелье.

– Я чувствую, что… нет, прости, не чувствую, нет… я знаю,