Артур Гафуров - Пока не проснулись сомнамбулы Страница 37

— И о тебе тоже, — ответил я, мысленно радуясь, что до Севы так и не дошла очередь изливать свои проблемы. С другой стороны, мне самому не дали договорить. — Ладно, господа, не буду вам мешать. Пойду, поищу Веру.

— Она на пляже, — любезным тоном ответила Маша. — Но останься с нами, Филипп, не уходи. Мы ведь с тобой толком и не пообщались ни разу.

— Мне уйти? — Сева так посмотрел на Машу, как будто она только что нанесла ему тяжелейшее оскорбление.

— Если тебя не затруднит, оставь нас минут на двадцать.

— Хорошо, — кивнул он. — Я на пляж.

Но каким взглядом проводил он ее прежде, чем уйти! Сколько преданности и отчаянья было в нем! И где все умные речи про отношения с женщинами! Он и вправду влюблен и влюблен всерьез, раз готов беспрекословно исполнять ее прихоти, даже те, которые ему не по нраву. Скажет уйти — уйдет, скажет вернуться — тут же окажется рядом. Скажет предать… И тут найдутся желающие. Что за дьявольская сила эта любовь, если ради нее мы жертвуем всем, что, нам дорого, чтобы в итоге оказаться на краю пропасти и с улыбкой на устах шагнуть вперед? Что за сирены манят туда, на этот край? Если все они столь же прекрасные, как та, что стоит сейчас передо мной, то и я бы мог…

— О чем будем беседовать? — нарочито бодрым тоном поинтересовался я, когда Сева удалился на порядочное расстояние. За время разговора с ним мы успели дойти до самой лодочной станции и теперь просто стояли чуть в стороне от небольшой группы людей, которые спускали на воду парусный катамаран.

— У тебя ведь были ко мне вопросы, разве не так? — Маша обворожительно улыбнулась. — Вот, смотри, какая замечательная возможность их задать.

— Да… Вообще-то были… — сегодня что, день доверительных бесед? — Вопросы о том… Что произошло вчера ночью.

Маша удивленно вскинула брови.

— Вот как. А я думала — о том, что произошло позавчера.

— Позавчера?

— Да. Вера ведь рассказала тебе и про мужской голос в комнате, и про разбитое зеркало, и про следы на окне?

— Рассказала.

Где-то здесь скрывается подвох. Понять бы только, где. Кажется, я чего-то не понимаю. Нет, я определенно чего-то не понимаю. Понять бы только, что именно…

— Тебе интересно, откуда я узнала?

— Допускаю, что ты могла видеть нас с улицы. Наверное, когда Вера показывала мне следы.

— А ты не глупый, — уважительно протянула Маша и, кажется, даже посмотрела на меня по-другому, не так, как прежде. Приметив взглядом скамейку, она кивнула в ее сторону: — Присядем?

— Почему нет.

Катамаран тем временем оказался на воде и уже распустил паруса, однако никак не мог отчалить — ветер упорно прижимал его обратно к берегу. Мы сидели рядом, не касая друг друга, и со стороны могли произвести впечатление робкой парочки на первом свидании. Только вот беседа выходила отнюдь не романтической.

— Я действительно была неподалеку и видела, как твоя жена что-то показывает тебе за окном. Пока ты спал вчера, я заходила и между делом также выглянула в окно и увидела след. Конечно, один след ничего не доказывает, мало ли кто мог его оставить до нас (я молча кивнул, решив дипломатично умолчать о стертых следах на подоконнике), но вы же все равно мне не поверите. Мальчики поверят, а вы с Верой — нет. Интереса ради я перечитала статью про тебя в газете и сделала кое-какие выводы.

— Какие же?

— С тобой выгоднее дружить, чем враждовать.

— Допустим, — согласился я. — Но дружба подразумевает взаимный обмен чем-то полезным. Иначе это уже не дружба, а потребление.

— В том-то и дело! — Маша хлопнула меня по колену, я аж дернулся от неожиданности. — Я ничего не могу тебе предложить как друг. Ты можешь оказать мне услугу, а я тебе — не могу. Поэтому дружбы у нас не получится.

— И что же за услугу я могу тебе оказать? — я машинально потер коленку. — Если она не связана с криминалом, то с радостью ее выполню… В залог нашей дружбы.

— Хо-хо… Ты сам согласился. Моя просьба будет простой и, возможно, даже не очень обременительной для тебя. Так вот, Филипп, дорогой, пожалуйста, не лезь не в свое дело.

— Не понял… — слова ее прозвучали, как гром среди ясного неба. Только что Маша открыто признала, что напрямую замешана во всем происходящем! А ведь я был не так уж далек от того, чтобы согласиться с Севой и признать мишенью именно ее!

— Ах, какой здесь воздух чистый, так дышится легко! — Маша сладко потянулась — точно проснувшаяся кошка. — Мне кажется, ты все понял. Не подумай, что я угрожаю тебе. Не в моем положении угрожать. Я просто прошу. Ты очень симпатичен мне и твоя жена тоже, но своим чрезмерным любопытством вы можете очень сильно навредить себе. И, возможно, не только себе. Ты видел, что произошло с Лешей.

— Видел, — не тормози, Филипп, думай, думай! — Что конкретно ты хочешь?

— Ты и сам чуть не пострадал, — напомнила она. — В первую очередь я бы не хотела этого. А чего я хочу… Просто хочу, чтобы ты дал нам спокойно отдохнуть до конца следующей недели. У меня с мальчиками свои дела. Только между нами. Между нами троими. И только до следующего воскресенья. Потом мы спокойно разъедемся по своим городам и оставим вас в покое. Я знаю, ты очень устал от нашего общества. Но я прошу тебя потерпеть еще неделю. Справишься?

— Я вот думаю, — ответил я, тщательно подбирая слова. — А что, если я сейчас пойду и перескажу Севе, Денису, Вере и Алене наш с тобой разговор? Сможешь ли ты после этого также спокойно утверждать, что тебе нужна всего лишь неделя моего невмешательства?

Маша равнодушно пожала плечами.

— Ты, конечно, можешь так поступить. Но давай прикинем вместе. Вере ты и так все расскажешь, она твоя жена и она априори за тебя. Ден тебе не поверит, потому что он поверит мне, а я могу сказать что угодно, вплоть до того, что ты ко мне приставал. У Алены сейчас другие проблемы, ей не до тебя. А Сева с недавних пор вообще считает, что ты в сговоре с его братом. Уверена, ты сейчас пытался настроить его против меня… Но, боюсь, добился обратного эффекта. Так чем ты собираешься меня пугать?

— Да ничем уже… Ладно, — я, наконец, принял решение. — Черт с тобой. Я не буду лезть в твои дела специально, если они сами не начнут вылезать наружу. Но только при двух условиях. Первое: никто из родственников Веры не пострадает.

— Обещаю, — с готовностью согласилась она. — Ни тебя, ни Веру, ни ее братьев не тронут, я добьюсь этого. А второе?

— Второе: больше ты не переступишь порога моего дома. Можешь встречаться с парнями, где хочешь и сколько хочешь — но не у нас.

— Хорошо, — в этот раз уверенности в ее голосе было меньше.

— Это все.

— Отлично! — Маша стрельнула глазками. — Тогда скрепим наш договор, пусть он будет таким же крепким, как дружба между Россией и Германией!

И с этими словами, не дав мне даже опомниться, она обвила мою шею руками и поцеловала в губы. Я так опешил, что даже не нашел в себе сил сопротивляться. Да и как сопротивляться такой девушке…

— Кхм… — раздался за спиной знакомый кашель.

Я подскочил на месте, как ужаленный, и в безмолвном ужасе воззрился на…

— Ой, что-то мы засиделись! Филипп, дорогой, пока, еще увидимся! — Маша тоже подорвалась с места и тут же легко упорхнула по боковой аллее. Через секунду о ней напоминал лишь тонкий, едва различимый аромат духов. А я застыл, словно парализованный, не в силах вымолвить ни слова. Какое там вымолвить — я даже не знал, о чем думать. Грудь заполнил мертвый вакуум.

В трех шагах от скамейки, больше похожая на привидение, чем на живого человека, стояла Вера.

— Убью… Порву на куски мразь…

— Имеешь полное право…

— Гадина…

— Наверное, и это правильное определение…

— Тварь поганая…

— Согласен, но… Куда мы идем?

Мы шли от станции к жилым корпусам. Я еле поспевал за Верой. Ее кулаки были сжаты так сильно, что стали видны белые пятнышки костяшек. Внезапно она затормозила, да так резко, что я сходу налетел на нее.

— Как ты вообще мог допустить такое? Почему не оттолкнул?

— Прости. Я… растерялся.

— Растерялся он… Все вы теряетесь! Теряетесь, забываетесь, ошибаетесь… Миллион оправданий! Но такой наглости… Прямо у меня на глазах… Не жить тебе, сучка в сарафане…

— Подожди… — до меня потихоньку начало доходить, что все «теплые» слова были обращены вовсе не в мой адрес, и идем мы сейчас не на казнь, а если и на казнь, то не на мою. — Ты не злишься на меня?

— Конечно, злюсь! — Вера больно пнула меня в коленку, потом второй раз. — Конечно, я злюсь, черт тебя раздери, Лазарев! Ты такой же, как и все мужики, слабовольный слизняк! Тебе только покажи женское тело, и ты уже готовенький! Но я не слепая. И не дура. Я наблюдала за вами около минуты, и ничего не происходило, пока она не заметила меня. Лишь тогда она полезла к тебе целоваться.