Введение в мифологию - Александра Леонидовна Баркова Страница 10

и она становится его возлюбленной. Если брак носит временный характер, то разрешается все благополучно. Но если шаман приводит свою небесную супругу в мир людей, то все кончается плохо для нее (но и для него, возможно, тоже). Границу стирать нельзя. Итак, это сюжет шаманского мифа в самых общих чертах. Почему это для нас важно? Потому что он становится основой для всех последующих форм сюжетов. Сначала фольклорного творчества. А позже и литературного. Перемещение в иной мир, встреча с божественной красавицей из этого мира, схватка с каким-нибудь чудищем и так далее. Без труда можно понять, насколько на этом клише (особенно если «другой мир» – соседняя страна) строится большинство произведений литературы и кинематографа. Но нас сейчас интересует самое-самое возникновение и литературных, и фольклорных жанров. Возвращаемся к образу шамана-первопредка.

Первопредок

Само имя «первопредок» говорит о том, что у героя нет родителей. «Буратино, кто тебя воспитывает?» – «Когда папа Карло, когда никто». Когда мы берем конкретные мифы о первопредках (мифы сибирских народов), то там нам может встретиться, например, такая ситуация: о герое говорится, что он неизвестно откуда возник, упал ли с неба или вырос из земли, и единственный, кто воспитывает этого местного якутского «Буратино», – его конь, который исполняет по отношению к своему будущему господину обязанности отца. По известной молодежной пословице: «Пусть конь думает, у него голова больше». Голова действительно больше, конь действительно мудрее хозяина. И конь постепенно учит его жизни, потому что герой идет методом проб и ошибок, и количество ошибок у него весьма и весьма велико.

Я сразу хочу обратить ваше внимание на то, что поведение первопредка всегда не по правилам; нарушение человеческих законов, нарушение обычаев, даже естественных биологических форм жизни для него совершенно нормально и является показателем божественности. Он не должен соответствовать человеческим нормам. И чем больше он отличается от нормального человека, тем он более могуществен и тем интереснее сказания о нем. Мы будем не раз еще к этому возвращаться, и я это буду подчеркивать: для героя мифологического, медиатора, посредника между мирами, – для него нарушение человеческих норм – это признак героизма. Героизма не в воинском смысле, а в мифологическом. Разумеется, как и любой нарушитель, он будет время от времени претерпевать наказания: мало ли, что ему положено, все равно он нарушает закон. И нарушает, заметим, законы не юридические («писаные»), а «неписаные». Итак, первая черта первопредка – его анормальность (несоответствие нормам).

У него нет нормальных родителей. В лучшем случае – сирота. Или неизвестно откуда взявшийся. Или очень часто встречается тема: родители – старики (и очень быстро они из сюжета выпадают). Кем только не воспитывается герой. Главное, что не папой Карло. С Буратино я, конечно, шучу – все-таки литературная сказка, – но в некоторых случаях можно обнаружить подлинные сюжеты о деревянной кукле.

Акцент может делаться на разных аспектах сказания о первопредке.

Если племя, в котором излагаются эти сказания, настроено воинственно, то в таком случае будет сильна героическая (воинская) составляющая. Герой-первопредок будет в первую очередь сражаться с чудовищами.

Если акцент делается на значимости деяний первопредка, то в дальнейшем, с развитием общества, первопредок обожествляется, и мы получаем полноценного бога. Замечу, что в таком случае, при трансформации сказаний о предке в сказания о боге (и самое главное – превращении образа первопредка в бога), как это ни парадоксально, всё меньшее и меньшее значение будет иметь сюжет. Почему? Потому что бога почитают, как я уже говорила, за силу; рассказ о его подвигах становится вторичен и может отойти на второй, а иногда и на более дальний план, это вполне реально.

Если делается акцент на внешней чудесности всех деяний первопредка (путешествие в потусторонний мир, брак с хозяйкой и т. д.), то со временем вера в этого героя может уйти. Но сказания настолько увлекательны, что прекрасно существуют без веры, просто как форма повествовательного фольклора, и тогда мы имеем превращение сказаний о первопредке в волшебную сказку.

Чем сказка отличается от шаманского мифа? Только одним: в сказку никто и никогда принципиально не верит, а в шаманский миф – верит. А больше особой разницы нет. Обратите внимание: сказки есть даже у очень архаичных народов, они прекрасно сосуществуют со сказаниями о первопредках, отличаются только отношением к ним.

И наконец, если в образе первопредка для нас становится главным то, что это защитник мира людей от чудовищ, то в таком случае подчеркиваются его (но это постепенно, очень медленно) человеческие качества. Сверхъестественное позже, со временем, уходит на второй план, а потом и на третий, и на десятый, и даже может исчезнуть вовсе, и из образа первопредка мы получаем эпического героя. Соответственно, сказания о первопредке трансформируются в героический эпос. Во всех случаях это процесс весьма и весьма небыстрый. Но мы знаем, что из сказаний о первопредке у нас постепенно возникают собственно сказания о богах (миф в узком смысле), героический эпос и волшебная сказка. Источник един – сказание о первопредке.

Первая черта первопредка – сиротство. И вследствие сиротства неведение обычных для людей вещей.

Следующее – его облик. Это может быть получеловек-полуживотное. Размер далеко не всегда упоминается. Но иногда встречаются оброненные отдельные фразы: герой бьется с чудовищем, и бьется он так, что от этой схватки горы становятся долинами, а долины – болотами. Понятно, если мы имеем дело с таким описанием (а это цитата из вполне конкретного сказания алтайских тувинцев), речь идет об исполинах.

Хочу подчеркнуть, что в образе первопредка – такого, каким он дан, например, в сибирских мифах, – черты исполина будут скорее намечены, они еще не очень ярко развиты. А когда в сказаниях сибирских народов этот образ будет развиваться в эпосе, то тут его исполинский рост будет четко представлен и в сюжете, и в описаниях и так далее. Но намечается это все еще в более ранних формах.

Если мы берем формы эпические, то о размере героя и о его силе можно судить по ряду косвенных признаков. Сила будет непосредственно связана с ростом. Кто выше, тот и сильнее. Уже приведенный пример про «равнины и болота» свидетельствует о том, что о степени силы можно судить по весу. И действительно, в некоторых случаях в эпосе будет подчеркиваться, что герой ходит, например, проваливаясь в землю – такой он тяжелый и, подразумевается, такой сильный. Причем что любопытно: сила его такова, что в мире людей ему не место. Чересчур большой для мира людей.

В эпосе очень часто мерилом силы становится аппетит. Берем пример из армянского эпоса. Жили-были