Повесть Петеисе III. Древнеегипетская проза - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература Страница 3

усиления своего авторитета и личной популярности. При великом фараоне-завоевателе Тутмосе III постоянно находился писец Чанини, ярко и образно описавший походы фараона, блестящие победы египетских войск и роль самого царя. При другом знаменитом фараоне, Рамсесе II, также состоял летописец, произведение которого скопировал писец Пентаур. В тексте, посвященном знаменитой Кадешской битве между египтянами и хеттами, подробно и явно преувеличенно описываются воинские подвиги Рамсеса II. Такие тексты, сопровождаемые соответствующими изображениями, находятся в разных храмах. Они выполнены высококвалифицированными писцами и художниками, однако сам Рамсес II, бесспорно, оказал влияние на содержание и направление их работ.

Когда говорят о литературе, невозможно не упомянуть ее создателей, ее авторов. Здесь, однако, мы встречаемся с очень серьезными трудностями, которые относятся, конечно, и к ряду других литератур древности. Все дошедшие до нас египетские тексты, конечно, были когда-то и кем-то составлены, написаны, даже если они и представляли собой письменную фиксацию устных преданий. Тем не менее в большинстве этих текстов нет ни малейшего намека на автора. Кто же были они, эти авторы, и почему их имена отсутствуют в текстах? На этот весьма важный вопрос однозначно ответить нелегко. Вопрос этот, несомненно, связан с другим, более общим: известно или неизвестно было древним египтянам понятие авторства? Отрицательный ответ на этот вопрос (а такой ответ широко распространен в научной литературе) не соответствует действительности. Понятие авторства существовало, но почти исключительно в сфере дидактической литературы.

Как и в других странах древности, понятие авторства в Древнем Египте не было еще прочным достоянием общественной мысли. Оно лишь начало стабилизироваться и осознаваться и укрепилось именно в дидактической литературе. По-видимому, сами египтяне считали этот жанр наиболее важным и существенным. В одном из папирусов эпохи Нового царства содержится в высшей степени замечательное место, где восхваляются авторы древних поучений:

«...Они не возводили себе медных пирамид и надгробий железных. Они не оставили по себе наследниками детей своих, которые увековечили бы их имена, но до нас дошли их писания и поучения, что сложили они... Гробницы, воздвигнутые для них, разрушились. Жрецы, совершавшие по ним службы заупокойные, ушли [... ...] надгробия их рассыпались в прах, забыты часовни их. Но увековечили они имена свои писаниями отменными. Память о сотворивших такое сохранится навеки... Полезнее книга расписного надгробия, полезнее она часовни, прочно построенной. Книга заменяет им заупокойные храмы и пирамиды, и пребудут имена мудрых писцов в устах потомков, словно в некрополе...»

Перед нами мотив «нерукотворного памятника», прозвучавший на берегах Нила еще в конце 2-го тысячелетия до н. э. Строки эти служат ярким свидетельством почета, уважения и благодарности к авторам-мудрецам, обогатившим египетскую культуру своими произведениями.

Такие мысли могли родиться только там, где любили и ценили литературу, где творческий труд заслуженно считался высшим достижением человека. Ограничимся указанием на то, что слово «писец» в египетском языке означало не только профессионального писаря или переводчика, но и вообще имело значение «грамотный» или «образованный» человек. Данные памятников свидетельствуют о том, что писцы — нечто вроде древнейшей «интеллигенции» — вербовались из всех классов населения, но преимущественно из правящих слоев, и занимали самые разнообразные ступени в общественной иерархии, от лиц, очень близких к трону, до самых скромных чиновников и писарей. Писцы в целом представляли собой огромный бюрократический аппарат, весьма привилегированный, занимавшийся главным образом административно-хозяйственной деятельностью. И в этой многочисленной чиновной массе всегда были люди одаренные и любознательные, которых не могла удовлетворить серая рутина чиновничьих обязанностей, стремившиеся к знанию и творчеству. Вот они-то и становились писателями и учеными, непосредственными создателями египетской культуры и литературы.

Гуманистическая идея, выражавшая интерес общества к человеку, и неразрывно связанное с этим интересом гуманное отношение к нему пронизывают литературу Древнего Египта.

Некоторые ученые считают Египет родиной многих жанров и литературных сюжетов, проникших впоследствии в другие древние литературы. Это преувеличение, но отвергать серьезное влияние египетской литературы на другие литературы древности невозможно. Отметим прежде всего, что египетская литература оказала влияние на Библию. Рассказ Библии об исходе евреев из Египта содержит следующий эпизод: Моисей «разделил» воды Красного моря, и еврейский народ прошел по дну морскому, как по суше, с одного берега на другой. В «Сказках сыновей фараона Хуфу» египетский жрец также разделяет воды пруда. Библейская «Книга Притчей Соломоновых» по своей структуре и стилю напоминает египетские поучения. В «Поучении Аменемопе» мы читаем: «Дай уши твои, внимай словам, сказанным мною, обрати сердце свое к пониманию их». В «Книге Притчей Соломоновых»: «Приклони ухо свое, внимай словам моим и обрати сердце свое к пониманию их». Такое совпадение, конечно, не случайно, египетский текст является в данном случае первоисточником. Бросается в глаза близость библейских псалмов 104, 110 и некоторых других к египетским текстам и т. д. Исследование ряда библейских сюжетов, таких, как пребывание Иосифа в Египте («Книга Бытия»), показало, что они навеяны египетским бытом и литературой. Египетские мотивы через Библию, а затем и через коптскую литературу проникли в Европу. Восхваление римского полководца Стилихона латинским поэтом IV века Клавдианом содержит совершенно явные следы религиозных и мифологических представлений древних египтян. Надо отметить и выявленную исследователями связь между египетской и античной любовной лирикой. Так называемый параклауситрон, то есть любовная песнь у закрытых дверей любимой (Плавт, Катулл, Проперций), традиционно рассматривался как исконно античный жанр. Оказалось, однако, что он был известен египтянам задолго до античных авторов. Приведенные факты достаточно убедительны, хотя далеко не представляют собой систематического или исчерпывающего обзора литературных связей Египта с античным миром.

В целом древнеегипетская литература была в большой мере дающей, чем заимствующей, оказывающей влияние, а не подвергающейся ему. Конечно, исключать какое бы то ни было воздействие на египетскую литературу было бы неверно. В демотической литературе существует цикл сказаний о фараоне Петубасте. В этих сказаниях имеются неегипетские литературные моменты, и можно допустить здесь влияние «Илиады». Но если знакомство с «Илиадой» и наложило какой-то отпечаток на цикл о Петубасте, то вместе с тем следует сказать, что поэма Гомера была осмыслена по-египетски, как всегда бывает при взаимовлиянии двух больших литератур. Культура и литература Египта адаптировала иноземные элементы, не потеряв при этом своего самобытного облика.

М. Коростовцев

СКАЗКИ

СКАЗКИ СЫНОВЕЙ ФАРАОНА ХУФУ

ВТОРАЯ СКАЗКА

О ЧУДЕ ВО ВРЕМЕНА ЦАРЯ НЕБКИ

1.17 Тогда встал царский сын Хафра и заговорил: «Я поведаю

1.18 твоему величеству о чуде, совершенном во времена отца твоего Небки