Новые приключения Царя Обезьян - Дун Юэ Страница 22

– Что же это за приговор, повелитель? – спросил судья.

– Руби! – крикнул Сунь Укун.

Тотчас сто чертей с волосами, как репьи, принесли плавильный котел и выплавили двенадцать золотых табличек. За стеной грянул барабан, и в одно мгновение толпа зеленолицых чертей с огромными клыками накинулась на Цинь Гуя. Сначала они изрезали все тело Цинь Гуя так, что оно стало похоже на покрытое чешуей тело рыбы, а потом принялись отрывать кусочек за кусочком и кидать их в котел. Когда пытка закончилась, Сунь Укун крикнул:

– Судья Хранитель Реестра, уничтожь первую золотую табличку с приказом об отступлении Юэ Фэя.

Судья исполнил это приказание и громко доложил Сунь Укуну:

– Повелитель, первая золотая табличка с приказом об отступлении полководца Юэ Фэя уничтожена!

Снова раздались удары барабана. С левой стороны выскочили страшные черти с малиновой кожей и принялись резать Цинь Гуя ножами, нанося ему тонкие, словно трещины на льду, раны.

– Судья Хранитель Реестра, уничтожь вторую золотую табличку! – крикнул Сунь Укун.

Судья выполнил этот приказ и громко доложил:

– Вторая золотая табличка с приказом об отступлении полководца Юэ Фэя уничтожена!

За ширмой опять загремел барабан. С восточной стороны выскочила дюжина розовых чертей с пунцовыми лицами, без глаз и ртов, и принялась резать Цинь Гуя на крохотные, словно снежинки, клочки. Судья уничтожил еще одну золотую табличку и доложил:

– Третья золотая табличка с приказом об отступлении Юэ Фэя уничтожена!

За ширмой вновь раздались удары барабана.

Неожиданно у ворот Управы тоже грянула барабанная дробь. Маленький чертенок в одежде из рыбьей чешуи внес большой красный конверт и вручил его Сунь Укуну. В конверте оказалась визитная карточка со словами: «Сунский полководец Юэ Фэй кланяется вам». Увидев карточку, судья Цао тут же передал Сунь Укуну дела всех чиновников прошедших времен. Сунь Укун внимательно перелистал бумаги и нашел дело Юэ Фэя. Тут загремел барабан у ворот Управы, и послышались трели окаймленной золотом тростниковой свирели. Музыка не смолкала целый час. А потом в зал вошел сам полководец. Сунь Укун поспешил спуститься с трона, отвесил учтивый поклон и произнес, обращаясь к гостю:

– Милости просим, полководец.

Когда они поднялись по лестнице к трону, Сунь Укун еще раз низко поклонился, а зайдя за ширму, снова склонившись перед Юэ Фэем, сказал:

– Учитель Юэ, ваш почитатель прежде имел двух наставников. Первым был Патриарх Ши[46], а вторым Танский монах. Сегодня я встретил вас, моего третьего учителя, и теперь во мне сошлись все три учения[47].

Полководец Юэ несколько раз повторил, что недостоин оказанных ему почестей, но Сунь Укун, продолжая кланяться, сказал:

– Полководец Юэ, ваш ученик приготовил для вас чару вина с кровью, чтобы утешить ваше сердце.

– Благодарю тебя, ученик, но боюсь, у меня не хватит духу осушить ее, – сказал Юэ Фэй.

Сунь Укун быстро написал что-то на клочке бумаги и спросил своих прислужников:

– Куда запропастились посыльные чертенята?

Несколько чертей с бычьими головами и тигриными ушами выступили вперед и с низким поклоном спросили:

– Чего желает наш повелитель?

– Я хочу, чтобы вы слетали на Небо, – сказал Сунь Укун.

– Повелитель, да разве пустят нас, ничтожных чертей, на Небеса? – удивился старший среди посыльных.

– Попасть на Небо нетрудно, если знать туда путь, – ответил Сунь Укун.

Он взял листок бумаги, превратил его в радужное облако и отдал посыльным. Тут он вспомнил: «Позавчера Ворота на Небо были крепко заперты. Кто знает, открыты ли они сегодня?» – И, обратившись к старшему посыльному, сказал:

– Эй, бычеголовый! Лети на этом облаке. Если Ворота на Небо окажутся заперты, скажи, что несешь письмо от владыки Подземного Мира во дворец Тушита.

Отослав гонцов, Сунь Укун обратился к Юэ Фэю:

– Учитель Юэ, радость моя не знает границ. Я сочиню для вас гатху.

– Ученик мой, я много лет провел в седле и не прочитал ни строчки из буддийских книг, не выучил ни слова из наставлений чань. Стоит ли сочинять для меня гатхи?

– И все же прошу вас, учитель, выслушайте мой стих:

Правителю

   «до смерти предан» будь,

А став министром,

   «родине служи»[48].

В любом из нас —

   Небесный Государь,

И в каждом —

   Будды истинного суть.

Едва Сунь Укун произнес последние слова гатхи, как вдали показался его гонец. Бычеголовый черт приземлился прямо на ступеньки трона, держа на плече тыкву-горлянку из червонного золота.

– Ну что, Ворота на Небо заперты? – спросил его Сунь Укун.

– Нет, Небесные Ворота были распахнуты настежь, – ответил посыльный и подал Сунь Укуну ответное послание от Лао-цзы. В нем говорилось:

«Яшмовый Император с радостью узнал о суде, учиненном Великим Мудрецом над злодеем Цинь Гуем. Каждое его суждение было истинным, каждое наказание справедливым. Жалую тебе тыкву из червонного золота[49]. Смотри не продырявь ее ненароком. Да будет Великий Мудрец осторожен. А что касается дыры в небесах – это история долгая, поговорим, когда доведется встретиться».

Прочитав послание, Сунь Укун рассмеялся и подумал: «Когда я был в Лотосовой Пещере, мне, конечно, не следовало проделывать дырку в этом сокровище. Теперь старик решил подтрунить надо мной».

Он поклонился генералу Юэ и сказал:

– Посидите немного, учитель. Ваш ученик поднесет вам чашу кровавого вина.

Допрос Цинь Гуя был для Сунь Укуна превеселым занятием и оказался самой веселой главой «Дополнения к Путешествию на Запад».

Глава десятая

Снова Укун возвращается в Башню Зеркал;

Сунь во дворец к Вьющимся Лозам попал.

Сунь Укун взял тыкву-горлянку, приказал судье встать рядом и, шепнув ему что-то на ухо – что именно, нам осталось неизвестно, – передал тыкву. Судья спустился к подножию лестницы, но вдруг, высоко подпрыгнув, завопил:

– Цинь Гуй! Цинь Гуй!

К тому времени сознание Гуя угасло, и лишь его дыхание продолжало жить. Оно-то и откликнулось на этот зов и в тот же миг очутилось внутри тыквы-горлянки.

– Несите ее сюда! Несите сюда! – закричал Сунь Укун.

Судья бросился за ширму и подал тыкву Сунь Укуну, а тот немедля запечатал горлышко полоской бумаги с надписью: «Спешу исполнить приказ Высочайшего Старого Правителя». Прошло некоторое время, и Цинь Гуй превратился в мочу. Между тем Сунь Укун велел судье принести чашу, украшенную