Высокоученый Куинь и другие забавные истории - Н. И. Никулин Страница 18

ОБ УЧИТЕЛЯХ И ШКОЛЯРАХ

Находчивый ученик

Некий человек, обучавший старинным письменам, любил поспать на уроке, а ученика заставлял бодрствовать. А если тот начинал клевать носом, учитель хватался за линейку. Рассердился ученик и говорит как-то:

— Я учусь у вас, учитель, не только старинным письменам, но и вашим добродетелям. Сами вы любите поспать на уроке, а мне прикорнуть не даете.

Учитель не растерялся.

— Разве я сплю, — отвечал он. — Я погружаюсь в сновидение, дабы беседовать с совершенномудрым Чжоу-гуном[46] и совершенномудрым Конфуцием[47].

Однажды учитель заснул на уроке, а за ним заснул и ученик. Первым проснулся учитель и тотчас растолкал ученика:

— Как ты посмел отлынивать от учения, предавшись сну?

— О учитель, я не спал. Я погрузился в сновидения и предстал пред Чжоу-гуном и Конфуцием.

Учитель еще пуще рассердился и говорит:

— Если ты видел Чжоу-гуна и Конфуция, то можешь рассказать, конечно, что изрекли они.

— Совершенномудрые изволили сказать мне, что вы, учитель, давненько не бывали у них. Тогда я почтеннейше заметил им, что вы только вчера их посетили. Услышали это совершенномудрые и изрекли: «Вернешься, скажи этому лентяю, своему учителю, чтоб не врал!»

Бояться нечего!

Сын одного важного господина, усердствуя в учении, всю ночь напролет сидел над книгами. Услышал бык, как он зубрит, загоревал и со слезой в голосе говорит курице:

— Беда! Вот пойдет этот юный школяр в стольный град на экзамены — тебе конец придет, а преуспеет он там — мне крышка[48].

Отвечает курица:

— Ты-то с ним не очень знаком, а я-то уж его знаю накоротке. Так вот: в учении он туп, как ты, бык, а пишет он столь же искусно, как я своей лапой. При эдаких талантах вряд ли решится он на экзамены в стольный град пойти. И бояться нам нечего!

Стихи про колокол

Жили четыре школяра, и каждый из них считал себя искусным стихотворцем. Однажды пришли они к храму Будды, увидели там колокол и вздумали сочинить о нем стихи. Первый начал так:

В храме сем колокол есть…

Второй продолжил, вдохновясь:

Ударишь — поет дин-дон!

Третий, крепко подумавши, произнес:

Не котел то, не ступа, не пест…

А четвертый торжествующе закончил четверостишие:

Но все же из меди он!

Сложив такое стихотворение, школяры принялись его напевно декламировать. Читают, перечитывают, языками прищелкивают, себя хвалят. Вдруг один из них вздрогнул, в лице переменился и говорит:

— Близок наш смертный час, братья! Слыхал я, что в старину Ван Бо[49] семнадцати лет от роду написал стихотворение «Во дворце тэнского князя», было оно столь прекрасно потому, что поэт вложил в него все силы души, не осталось у него этих сил и вскоре бедняга умер… Вижу я, что мы с вами создали еще более чудесные стихи про колокол и, может, нам сей же час придется отойти в мир иной.

Второй школяр забеспокоился:

— Время умирать пришло, а мы в такую даль забрались. Как же нам теперь быть?

Третий был сообразительнее и успокоил всех:

— Тихо готовьтесь к кончине, братья. Я видел в храме гробы. Может быть, нам продадут их.

Пошли школяры, спросили у настоятеля, не продаст ли он им гробы. Удивился настоятель:

— А на что они вам?

Школяры тотчас ему все рассказали, как говорится, от головы до хвоста, и тут же напевно прочитали стихи:

В храме сем колокол есть,

Ударишь — поет дин-дон!

Не котел, не ступа, не пест,

Но все же из меди он!

Выслушал настоятель стихи и велел послушнику принести пять гробов.

— Зачем же пять? — изумились школяры. — Нам нужно только четыре.

— Да, да, — кротко произнес настоятель. — Пятый это я для себя прошу. В давние времена у меня с языка сорвалась такая клятва: если я встречу человека, сочиняющего стихи, в которых смысла еще меньше, чем в моих, то я тут же уйду в мир иной. Видно, пришел мой последний час, коль мудрое Небо и всемилостивейший Будда мне вас послали!

О БУДДИЙСКИХ МОНАХАХ И ПРОРИЦАТЕЛЯХ

Разговор с буддийским монахом

Некий крестьянин пошел однажды прогуляться и встретил по дороге буддийского монаха.

— Слава всемилостивейшему Будде! — промолвил крестьянин и вежливо спросил:

— Надеюсь, вы в добром здравии. А сколько у вас деток?[50]

— Живущие в монашестве жен не имеют, — ответствовал монах. — Откуда у них взяться детям?

— Позвольте, преподобный, тогда спросить вас: достигнув дряхлой старости, монахи умирают или нет?

— Доживши до дряхлых лет, все умирают.

— Вот как?! — удивленно воскликнул крестьянин. — А почему же монахи на земле не переводятся?

Голову убрал, так хвост наружу высунулся

Монах из храма Будды, не любивший стеснять себя запретами монашества, приказал послушнику:

— Иди купи мне собачатины на закуску. Только смотри, если кто спросит, ни за что не признавайся, что несешь собачатину[51].

Послушник быстро сбегал на рынок и очень скоро вернулся к воротам храма со свертком, в котором лежал добрый кусок мяса. Тут-то его и встретил один прихожанин, большой друг того монаха.

— Что это ты несешь, малый храма сего? — спросил он послушника.

Послушник же, памятуя наставления, ответствовал:

— Попробуйте-ка отгадать! Коль угадаете, дам отведать собачатины…

Тебе это зачтется

Как-то раз рыбак нес свой улов на рынок. Подходит к нему монах из храма Будды и говорит:

— Ты каждый день убиваешь живое, велики грехи твои. Не хочешь ли ты, чтобы в храме устроили моление? Это тебе зачтется![52]

— Что для этого надо сделать? — спрашивает рыбак.

— Продай свой улов, да подешевле, нашему храму, мы в храме этих рыб оживим и выпустим на волю, в пруд.

— Хорошо, — говорит рыбак, — только ты уж дай мне за каждую рыбину хоть по пять медных монет, дешевле я уступить никак не могу.

— О всемилостивейший Будда! — возопил монах. — Ты вздумал меня ограбить! Наш храм покупает в харчевне жареную рыбу по три монетки за штуку, а ты хочешь получить по пять за сырую!

Боязнь греха

Женщина, будучи на сносях, отправилась ловить крабов, спустилась она в воду, ходит по пруду, выискивает, которые пожирнее.