История и миф - Юрий Викторович Андреев Страница 93

критского морского владычества. Люс думает, что это могло быть знаменитое нашествие «народов моря» на Египет при фараонах Мернепте и Рамзесе III (конец XIII — начало XII в. до н. э. — ил. 60). В этом нашествии, как считают сейчас многие историки, могли участвовать отдельные дружины или даже целые племена греков-ахейцев (данауна, как их называют египетские тексты этого времени). Люс полагает, что эти события каким-то образом смешались в сознании жрецов, просвещавших Солона, с более ранними событиями на острове Кефтиу. Солону было сказано, что его предки некогда сломили могущество народа Кефтиу (Люс высказывает предположение, что саисские жрецы должны были каким-то образом отличать афинян от других греков, поскольку их богиня Нейт считалась египетским аналогом греческой Афины), и к этому сообщению присоединился еще рассказ о нашествии «народов моря» на Египет. Как все это было между собой увязано, понять трудно (Люс то ли сам в этом до конца не разобрался, то ли нарочно запутывает дело.) В итоге всей этой путаницы Солон пришел к мысли о создании большой эпической поэмы на сюжет предания об Атлантиде (об этом упоминает Плутарх в своей биографии афинского законодателя). Главной темой этой поэмы должна была стать, как думает Люс, тема агрессии островной империи дальнего Запада против Египта и Греции и отражение этой агрессии. Как известно, Солон не сумел осуществить свой замысел. От него остались лишь какие-то черновики или наброски, которые наряду с устным преданием, передававшимся из поколения в поколение среди потомков Солона, мог использовать Платон при работе над новым вариантом мифа об Атлантиде. Само собой разумеется, что Платон отнесся с величайшим пиететом и к записям Солона, и к устному преданию уже по одному тому, что и на том, и на другом стояло имя великого законодателя и его (Платона) отдаленного предка. Вместе с тем он счел необходимым внести в свой рассказ некоторые разъяснения, которых, по-видимому, не было в дошедшем до него предании. Прежде всего нужно было уточнить местоположение загадочного острова, о котором со слов египетских жрецов поведал своим потомкам Солон. В самом его названии «Атлантида» ясно звучало имя гиганта Атласа. В греческой географии V–IV вв. это имя четко ассоциировалось с крайними западными пределами обитаемого, т. е. средиземноморского мира (уже Геродот поставил Атласа где-то на дальнем краю великой ливийской пустыни — Сахары — там, где она выходит к Атлантическому морю или океану). Рассуждая логически, Платон должен был заключить, что такая огромная и могучая морская держава, какой он представлял себе Атлантиду, не могла разместиться в тесных пределах западной части Средиземного моря. Следовательно, остров с таким названием должен был находиться по ту сторону пролива, соединяющего внутреннее море с внешним. Только здесь в просторах океана можно было разместить уже не остров, а целый материк, превышающий своими размерами Ливию и Азию вместе взятые.

Ил. 60. Морская битва египтян с «народами моря». Рельеф из Мединет-Абу

Кроме того, Платон должен был учитывать, что в греческой исторической традиции не сохранилось никаких сведений о вторжении атлантов в пределы Средиземноморья и о войне, которую вели с ними афиняне. Объяснить это можно было лишь тем, что война эта была так давно, что о ней все успели забыть. Даты, содержавшиеся в записках Солона, где это событие было отнесено ко времени, отделенному на 900 лет от момента беседы Солона с саисскими жрецами, эти даты показались Платону слишком незначительными (очевидно, он полагал, что о событиях столь недавнего времени, как XV в. до н. э., у греков тоже должна была бы сохраниться какая-то информация). Поэтому он решил для большей верности округлить цифру 900 до 9000, а заодно удесятерить и все другие цифры в рассказе Солона об Атлантиде, дабы они соответствовали размерам и могуществу этого государства. Все это, как полагает Люс, Платон сделал, руководствуясь самыми благими намерениями и при этом добросовестно заблуждаясь относительно подлинного смысла предания. Правда, Люс допускает, что автор «Тимея» и «Крития» ввел в свое описание Атлантиды много и всяких других подробностей, которых не было в первоначальном варианте мифа, заимствуя их из самых разнообразных источников. Так, он разукрасил с необыкновенной роскошью город и храмы атлантов, ориентируясь на описания городов Востока в сочинениях Геродота и Ктесия, заполнил пастбища острова стадами африканских слонов, которых первоначально там быть не могло, провел через всю территорию страны огромные судоходные каналы, подражая ирригационным системам Египта и Месопотамии, соорудил великолепные гавани и арсеналы, помня о сходных сооружениях в Сиракузах и Карфагене.

Но, несмотря на все эти прикрасы, Атлантида и в описании Платона сохранила, как считает Люс, немало характерных примет, сближающих ее с минойским Критом, который и был подлинным ее прототипом. (Люс насчитывает всего пять главных признаков такого сходства и еще семь второстепенных.)

Итак, к чему же приводит нас автор этой любопытной книги, заставляя следовать за собой в своих рассуждениях? Очевидно, к тому, что легенда об Атлантиде в ее платоновском варианте возникла в результате нанизывания ошибок на ошибки. Саисские жрецы, сами добросовестно заблуждаясь в отношении острова Кефтиу, ввели в заблуждение Солона, который, в свою очередь, ввел в заблуждение своих потомков и в том числе Платона, а уже тот также из самых лучших побуждений направил на ложный путь в поисках настоящей Атлантиды и всех бесчисленных читателей своих диалогов. Насколько правдоподобна такая многоэтажная конструкция? Если исходить из того, что в истории человечества и в частности в истории мировой литературы случаются и куда более фантастические совпадения, то в концепции Люса вполне может заключаться известная, может быть, даже большая доля исторической вероятности. Но для того, чтобы гипотеза была принята всерьез, будь она хоть трижды фантастична, она должна быть внутренне гармоничной или логически в полной мере сбалансированной. О гипотезе Люса именно этого как раз и нельзя сказать. Я уже обращал ваше внимание на некоторые неувязки и неясности в его рассуждениях. Непонятно, кто и когда отправил остров Кефтиу или Атлантиду на дно моря (ведь рано или поздно это, несомненно, должно было случиться). Неясно, какую роль сыграли в развитии фабулы предания пресловутые «народы моря». Люса можно понять в том смысле, что они-то и превратились в конце концов в грозных атлантов, стремившихся утвердить свое владычество над Ливией и Европой в одно и то же время. Но как же тогда быть с другой версией гипотезы Люса, согласно которой враждебной силой, противостоявшей и Египту, и Греции одновременно, была морская держава народа Кефтиу, или Крит, ставший потом Атлантидой, а греки сначала сокрушили могущество Крита,