История и миф - Юрий Викторович Андреев Страница 79

так называемого Лелантского поля. В этой войне участвовали и другие греческие государства: Милет на стороне Эретрии, Самос и Фессалия на стороне Халкиды. Фессалийская конница сыграла решающую роль в заключительном сражении, в котором победа досталась халкидянам. Датировка войны точно не установлена: одни считают, что она происходила около 700 г., другие — около 600 г.

Глава 16

Речь идет о событиях 546 г. (падение Лидийской державы Креза и последовавшее вскоре за этим — вероятно, уже в 545 г. — присоединение к Персии малоазиатских греческих полисов, частью добровольно, например Милет, частью силой оружия). Позднее (в основном при Дарии) произошло присоединение ближайших к малоазиатскому побережью островов и р-на Геллеспонта. В этом деле персам помог финикийский флот, попавший в их руки после подчинения финикийских городов (еще при Кире).

Фукидид здесь опять вступает в противоречие с Геродотом, который говорит (I, 143), что азиатские ионийцы перед установлением персидского владычества были самым слабым народом среди всех греков. Факты (в частности, данные археологии) здесь скорее на стороне Фукидида.

Глава 17

Отзыв Фукидида о тирании в этом пассаже может показаться пренебрежительным. Однако едва ли можно судить по нему об отношении историка к этой разновидности политических режимов. Насколько можно судить по высказываниям, встречающимся в некоторых других местах, подход Фукидида к тирании был достаточно дифференцированным. Так, в VI кн. (гл. 54–55) он довольно благожелательно отзывается о правлении Писистратидов в Афинах. Выше (Кн. I, гл. 13–14) отмечались достижения тиранов, например Поликрата и сицилийских тиранов, в развитии военно-морского флота. Здесь же лишь констатируется тот факт, что ни один из тиранов архаической эпохи не вел сколько-нибудь значительных войн, кроме войн с соседями, и не создал сколько-нибудь значительной державы. Фукидид тут же дает и объяснение этому факту — излишней, по его мнению, сдержанности внешней политики тиранов: все их помыслы были направлены на внутренние дела, на стабилизацию своей власти, из-за чего они предпочитали мир войне. Фраза, относящаяся к сицилийским тиранам, противоречит сказанному только что о ничтожестве тиранов вообще. Поэтому некоторые издатели выбрасывают ее или заключают в скобки, видя в ней приписку какого-то читателя на полях, неправильно включенную в текст. Но это вполне может быть и поправка самого Фукидида, который, безусловно, был осведомлен об успешной борьбе сиракузских тиранов, Гелона и Гиерона, с Карфагеном и этрусками и решил напомнить о них читателю.

Глава 18

Роль Спарты в ниспровержении тиранических режимов сильно преувеличена. Антитираническая политика спартанцев в основном не простиралась дальше Пелопоннеса и ближайших к нему районов. Кроме изгнания Писистратидов они, по-видимому, приложили руку также к свержению тирании в Коринфе и Сикионе и пытались освободить Самос от Поликрата, но неудачно.

ή νάο Λακεδαίμων и т, д.

Одно из самых трудных мест во всей «Археологии». Переход Спарты от длительного периода смут к периоду «благозакония» и гражданского мира отмечают и другие авторы, прежде всего Геродот (I, 65–66). Текст Геродота можно понять таким образом, что «хорошие законы» в Спарте появились лишь незадолго перед правлением Леонта и Гегесикла (первая половина VI в.), т. е. где-то около 600 г., хотя Ликург (благоустроитель государства) жил гораздо раньше этого времени (как дядя Леобота — внука Агиса I, он должен быть отнесен чуть ли не к началу X в.).

Фукидид дает более точную датировку этого события — 400 лет до конца «этой войны», т. е. примерно 804 или, может быть, 821 г. до н. э., но не упоминает при этом имя Ликурга. Если предположить, что Фукидиду было что-то известно о так называемой Большой ретре, заложившей основы спартанской конституции, тогда его утверждение о неизменности государственного строя Спарты на протяжении свыше 400 лет могло основываться на этом документе, который он, очевидно, датировал концом IX в. Еще более вероятно, что он ничего не знал о Ретре, а так же, как и Геродот, имел какие-то не очень ясные представления о реформаторской деятельности Ликурга, которого он считал, по-видимому, и социальным, и политическим реформатором в то же время.

В последующий период, однако, в эту схему были внесены некоторые уточнения и поправки. Во-первых, выяснилось, что одно из важнейших государственных учреждений Спарты — эфорат — не было создано Ликургом, а возникло позднее (в период I Мессенской войны) — это было известно уже Платону. Во-вторых же, было установлено, что смуты в Спарте не кончились вместе с Ликургом, а продолжались еще и в VII в., во время II Мессенской войны (это заметил Аристотель, читая стихи Тиртея, которые во времена Фукидида, возможно, еще не были широко известны). Окончательно схема Геродота — Фукидида рухнула уже в наше время, когда археологические раскопки открыли подлинное лицо архаической Спарты, резко отличное от того облика государства-казармы, которое она приобрела в классический период. Из этого сравнения был сделан вывод, что так называемый Ликургов строй не мог сложиться ранее середины VI в., и, следовательно, древние историки, в том числе и Фукидид, проглядели это важнейшее в истории Спарты событие, поддавшись мистификации анонимных авторов легенды о Ликурге, которые сознательно старались уверить общественное мнение Греции в том, что государственный строй Спарты сохранялся в неизменной форме на протяжении длительного времени (по крайней мере четыре столетия). Сама эта цифра, вероятно, получена опять-таки путем подсчета поколений (10 поколений по 40 лет каждое).

ПЛАТОНОВСКИМ МИФ ОБ АТЛАНТИДЕ И ДАННЫЕ СОВРЕМЕННОЙ АРХЕОЛОГИИ

Предварительные замечания

«Археология» Фукидида служит примером научного освоения мифологической традиции. Миф здесь становится материалом, пользуясь которым историк восстанавливает картину прошлого, стремясь прежде всего к возможно большей точности этой картины, ее близости к оригиналу. Прямо противоположной цели служит миф в творчестве Платона — величайшего из греческих философов классической эпохи (ил. 49).

Древние предания о богах и героях включаются здесь в сложную систему идеалистической философии, становятся ее опорой, ее краеугольными камнями и таким образом участвуют в создании отнюдь не научной, но фантастической и, следовательно, искаженной картины мира. При этом Платон редко использует мифы в их первоначальном, так сказать, каноническом виде, в котором их из поколения в поколение передавали народные сказители. Чаще всего он их переделывает на свой лад, произвольно меняя и сюжет, и характеристики действующих лиц, и, главное, саму идею мифа. В результате такой переработки на базе старого сказания возникает совершенно новый миф, наполненный новым философским содержанием. Во все это Платон вкладывает, пожалуй, не меньше рационализма, чем Фукидид в свои исторические изыскания. Только рационализм его направлен совсем в другую сторону. Фукидид ищет то, что было когда-то