Петр Знаменский - Руководство по истории Русской Церкви Страница 48

Возбужденные ересью вопросы и спор о них иосифлян и белозерских старцев.

Самым горячим противником иосифлян явился князь-инок Вассиан Косой, в миру кн. Василий Патрикеев, бывший одним из вожаков боярской партии приверженцев Елены и Димитрия и постриженный насильно во время придворного переворота в пользу Софии и Василия. Сосланный на Белоозеро, будучи естественным врагом иосифлян по своим боярским счетам и тенденциям, он тесно примкнул здесь к партии белозерских старцев и с гордостью стал выдавать себя за ученика преп. Нила, на которого, впрочем, нимало не походил. По характеру он остался тем же высокоумным, заносчивым боярином, «говорить гораздым», каким был и до пострижения. Прежде он высокоумничал относительно политических вопросов, теперь перенес свое высокоумничанье на церковную жизнь, в которой тоже находил все не по себе. Полемика против монастырских вотчин как раз подходила к его боярской точке зрения на вотчинное владение, а среди белозерских старцев он мог найти сколько угодно материалов для своей охоты горячиться и резонерствовать по этому вопросу. Он написал против Иосифа три горячих сочинения: «Слово об иноческом житии» с предисловием, «Собрание на Иосифа от глав Никона Черногорца» и «Собрание от разных книг» в форме диалога с Иосифом, в которых постарался выставить в самых ярких чертах все язвы современного монашества, происходившие от вотчинного владения: роскошь, тяжбы по судам, попрошайничество, угодничество пред сильными, притеснение монастырских крестьян оброками, лихвой (незаконные ростовщические проценты — прим. ред.) и истязаниями за долги и недоимки. Самого Иосифа он называл здесь учителем беззакония, законопреступником, даже антихристом. Мысли свои о монастырских вотчинах он постарался провести еще в составленном им, по поручению митр. Варлаама, списке Кормчей (1517 г.). Он выкинул из этого списка все места в пользу монастырских вотчин и внес новые статьи в подтверждение своего взгляда на дело, например, свидетельство Максима о том, что афонские монастыри вовсе не имеют у себя мирских служителей, затем переведенные Максимом новые толкования (Вальсамона) некоторых правил и собственную статью «Собрание некоего старца на воспоминание своего обещания», в которой несправедливо доказывал, что древние иноки никогда не имели сел, и что в правилах, где говорится о селах (т. е. имениях населенных), по греческому тексту разумеются имения только не населенные.

Вассиану приписывается еще одно замечательное сочинение XVI в. против монастырских вотчин, написанное кем-нибудь из представителей боярской партии и содержащее в себе апокрифическую беседу Сергия и Германа — валаамских чудотворцев — о нестроениях последнего времени. Это самый задорный памфлет против духовных властей и монахов-вотчинников, изображающий страдания, поты и слезы их крестьян и их собственное жестокосердие, попрошайничество, изнеженность, леность и роскошь. В раздаче монастырям вотчин автор видит простоту и маломыслие царей, которым Господь повелел разделять свою власть над землей с своими приятелями — князьями и боярами, а не с непогребенными мертвецами — монахами, видит даже ересь новую и признак близкой кончины мира. В царствование Грозного те же мысли о церковных вотчинах развивал еще другой представитель боярских идей, кн. Курбский, в своей истории Иоанна, где он постоянно расхваливает заволжских нестяжателей и бранит «прегордых и прелютых» иосифлян, соперничавших с боярами и во владении землей, и во влиянии на государственные дела.

Кроме вопроса о монастырских вотчинах, обе монашеские партии сталкивались и по другим современным вопросам. Полемика между ними коснулась еще вопросов о вдовых попах, причем Иосиф настаивал на отлучении их от службы, а Вассиан доказывал противное, и о казни еретиков. Около 1511 года появилось послание от имени белозерских старцев, в котором заключалось колкое опровержение Иосифова мнения о казни еретиков. Думают, что и оно написано было Вассианом, который всегда был заступником за еретиков и сам не был чужд их вольномыслия. Послание приводит разные примеры милосердия из Св. Писания; на положение Иосифа, что убить еретика руками или умертвить, как апостол Симона-волхва, молитвой, — все равно, послание отвечает: «… и ты, господине Иосифе, сотвори молитву, чтобы еретиков пожрала земля… Проразумей же, яко много розни промеж Моисея и Илии и Петра и Павла, да и тебя от них». Несогласия между обеими партиями дошли до того, что пред своей кончиной (1515 г.) Иосиф заповедал своей братии не иметь никакого общения с учениками Нила и Вассиана; Вассиан, со своей стороны, говорил, что иосифлян он и в келью к себе не пускает, и никакого общения иметь с ними не желает. Появилось особое послание, неизвестно чье и к кому, которое излагает причины «нелюбви» между обеими партиями и поучительно заключает: «Всем страстям мати — мнение, мнение — второе падение».

Отношение к спору иосифлян с белозерцами митрополита Даниила.

По смерти Иосифа лучшим представителем иосифлян остался ученик и преемник Иосифа по игуменству митрополит Даниил, разделявший все взгляды своего учителя, такой же начитанный, как тот, красноречивый проповедник и плодовитый писатель, оставивший после себя до 35 слов и посланий. Большая часть их вошла в состав двух сборников, из которых один содержит 16 слов против современного вольнодумства и нравственных нестроений общества, другой — 12 посланий к разным частным лицам и монастырям нравоучительного содержания. Все эти сочинения, особенно слова, представляют собой обширные своды выписок из разных «божественных писаний». Самостоятельная работа автора проявляется только в небольших сравнительно вступлениях к словам и в заключениях. Несмотря, впрочем, на эту сравнительно небольшую их величину и на страсть автора к риторству, которую Даниил разделял со всеми современными писателями, эти самостоятельные места его слов и посланий представляют собой замечательно полную и живую картину современных ему нравов, целый ряд выразительных обличений против тогдашнего шатания умов и господствующих пороков во всех классах общества. О богословских его познаниях и начитанности, хотя и не отличавшейся особенной критикой, его ученый современник Максим сделал самый лестный отзыв, назвав его в одном своем послании к Николаю Немчину «доктором закона Христова». Но ревность его за целость преданий старины и за торжество иосифлянских идей довела его до того, что во время своего митрополичьего служения он стал гонителем самого Максима.

Максим Грек и его просветительная деятельность.

Приезд в Россию Максима Грека сообщил современным спорам и просветительному движению в русском обществе еще большее оживление. Прежде всего он занялся переводами — перевел с греческого толковую Псалтирь — сводное толкование разных отцов церкви, потом переводил толкование на книгу Деяний, беседы Златоуста на Евангелия Матфея и Иоанна, житие Богородицы из Метафраста, выписки из пророков с толкованиями, несколько глав 2-й книги Ездры, Даниила и Есфири. Кроме переводов, он писал еще толкования на разные тексты Священного Писания, о смысле которых его спрашивали. Такая исключительно ученая деятельность его продолжалась, впрочем, недолго. Сделавшись авторитетом современного общества, он невольно должен был прислушиваться ко всему, что около него делалось, и на все отзываться живым словом.

Остатки ереси жидовствующих вызвали с его стороны несколько полемических сочинений против иудейства. Частые сношения России с армянами по торговле заставили его написать слово «на армянское зловерие». В своем «Слове на агарянскую прелесть и скверного пса Моамефа» и в «Ответах против Агарян» он дал образцы противомусульманской полемики, написанные в крайне раздражительном духе, явно под живыми впечатлениями страданий его родины от турецкого деспотизма. Есть у него также сочинение «На люторы», в котором он защищает догмат иконопочитания. Но главное место между его полемическими сочинениями занимают слова против латинян, имевшие тогда особенно важное значение для русского общества, так как со времени Иоанна III начались живые сношения России с западом, а вместе с тем с особенной силой стали действовать на нее соблазны латинской пропаганды. В 1519 году папа Лев X завел с великим князем Василием переговоры об унии через своего агента Николая Шомберга, имевшего некоторый успех в Москве в кругу бояр. Кроме него, в пользу унии с Римом действовал тогда еще врач Николай Булев или Люев, известный под именем Николая Немчина; он между прочим учил русских астрологии. В своих сочинениях против латинян Максим имел в виду преимущественно Николая Немчина. Против Римской церкви он восставал с такой же горячностью, как и все его предшественники по полемике с латинством, подводя латинян под анафему как еретиков, нарушителей апостольских и отеческих постановлений и даже как безбожников.