Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский Страница 24

– Благословите, отец Феофан! – с благодарностью поклонился я, не ожидая столь широкого великодушия.

В один из суетных дней, когда я собирался в дорогу, меня разыскал иеромонах, о котором говорил Старец.

– Отец Симон, меня батюшка благословил поехать с тобой в Абхазию, чтобы присмотреться к вашей уединенной жизни…

– Очень рад, присоединяйся, отец Филадельф!

– А что с собой брать?

– Рюкзак побольше, ботинки покрепче и одежду попрочнее. Можно круп разных взять, тоже пригодятся!

– Понял. Почти все это я уже приготовил. Что еще?

Мне нравился этот разумный благочестивый монах.

– Отец Филадельф, а тебе бывает когда-нибудь одиноко?

– Только среди людей, – ответил он, подумав.

– Ну, для уединения это подходит! – сказал я, порадовавшись в душе за нового друга.

В оставшиеся до отъезда дни мне хотелось еще навестить монастырского схимника. В коридоре старого жилого корпуса стоял знакомый запах лекарств и ладана. Я постучал в дверь и произнес молитву.

– Аминь. – Ответивший мне старческий голос был очень слабым, как будто доносился издалека. – А, Симон, слава Богу! Держишься молодцом, выглядишь храбрецом! Очень рад, очень рад… – Схиархимандрит Михаил утомленно приподнял голову от подушки. – Что это ты привез?

Я достал из рюкзака кипарисовые заготовки для резьбы, сыр и баночку меда.

– Ну, спасибо, спасибо, дорогой… А я уж разболелся окончательно… А сыр убери, убери, теперь это уже не для меня! Закончились мои сыры, как и чревоугодие… Ведь у чревоугодника один друг – унитаз! Все внутри у меня вырезали. Теперь уж как Бог даст…

– Помоги вам Господь, отец Михаил, в ваших скорбях…

В моих словах прозвучала неприкрытая печаль.

– Знаешь, Симон, какое великое утешение имею в болезни? Только и благодарю Господа! Ведь тех, кто не имеет скорбей, Ангелы не допускают к благодати. Только в Боге мы познаем, что мы свободны, свободны именно благодаря скорбям, которые освобождают нас от всего земного. Пока вообще все не оставим, что нас держит на земле, чтобы сораспяться Христу. – Схимник помолчал немного, отдыхая. – Вот, недавно скончался отец Моисей: и жил праведно, и праведно умер. Так-то отцы уходят… Царство ему Небесное!

– Вы еще поживете, батюшка, дай вам Бог здоровья! – попытался я переменить тему. – Когда я поступал в семинарию, то был в келье у отца Моисея, мне он очень нравился. Удивительный старец. Очень прямой и искренний, никакого лукавства…

– Не должно лукавствовать человеку пред Христом. Что Бог постановил, то да приемлем со всевозможным смирением. Главное ведь что? Спасение! Правильно я говорю?

– Правильно, батюшка.

– Вот-вот, когда не ждем благодати, тогда она к нам и приходит! Все в руках Твоих, Господи! Где человек стяжает обильную благодать? В покаянии – это первое. В монашеском постриге – это второе. И третье – при рукоположении. Но покаяние – всех выше, ибо оно не дает разлениться душе.

Отец Михаил приподнял голову и перекрестился.

– Отче, так и старец Силуан Афонский говорил. Он еще о духовных бранях много сказал полезного.

Мое замечание заинтересовало схимника.

– А кто он такой?

– Русский монах, подвизался на Афоне в нашем монастыре. О нем недавно хорошая книга вышла с его собственными записями. Написал книгу его ученик, отец Софроний. Хотите, принесу вечером?

– Принеси, принеси… А что он о духовных бранях говорил?

– Сильные духовные брани таковы, что держат душу на грани отчаяния: «Держи ум во аде и не отчаивайся!» Эти слова ему сказал Господь, когда он изнемогал от вражеских нападений…

– Да, уж точно… Временами нам и падения нужны. Для опыта… – Затворник устало посмотрел на меня. – Опыт духовный нелегко дается!

Вечером я принес старцу книгу, а перед отъездом еще раз зашел к нему попросить благословения на дорогу.

– Немного почитал твою книгу, Симон, сил-то у меня мало… А записи Силуана Афонского как Псалтирь – сильно слово его!

Сморщенной старческой рукой он благословил мою склоненную голову. Это было последнее свидание со старцем, принадлежавшим к удивительному поколению подвижников, прославивших Православную Церковь в годы коммунистического безбожия.