За гранью. Поместье - Джон Голсуорси Страница 26

сидела в саду, пока солнце не скрылось и платье не стало сыреть от росы. Надо думать о других, а не о себе! Говорят, секрет счастья состоит в том, чтобы дарить счастье другим. Она попробует, должна попробовать. Бетти такая толстая, одна нога страдает от ревматизма, но разве она когда-нибудь думает о себе? Или тетка Розамунда, вечно спасавшая бродячих собак, хромых лошадей и нищих музыкантов? А отец, несмотря на свою светскость потихоньку помогавший старым однополчанам и всегда думавший о ней, о том, как ее порадовать? Надо всех любить и дарить им счастье! Возможно ли это? Людей так трудно любить, они не похожи на птиц, животных и цветы, любовь к которым проста и естественна.

Джип поднялась к себе, чтобы переодеться для ужина. Какое из платьев нравится мужу больше всего? Светло-рыжее с вырезом или белое, мягкое, с кружевами цвета кофе с молоком? Она выбрала последнее. Изучая в зеркале свою стройную тонкую фигуру, Джип вдруг почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Скоро она изменится, станет похожей на женщин, осторожно гулявших по улицам, удивлявших ее тем, что без смущения показывали свое «интересное положение». Как несправедливо становиться непривлекательной и неприятной на вид для того, чтобы произвести на свет потомство. Некоторые женщины этим даже гордятся. Как такое возможно? Когда придет время, она ни за что не станет мозолить глаза другим.

Джип закончила одеваться и спустилась на первый этаж. Почти восемь, а Фьорсена все нет. Когда ударили в гонг, она со вздохом облегчения отвернулась от окна и прошла в столовую. Поужинав в обществе двух щенков, Джип отправила их восвояси, а сама села за пианино. Она играла Шопена – этюды, вальсы, мазурки, прелюдии, один или два полонеза. Бетти любила этого композитора, поэтому сидела на стуле за приоткрытой дверью в задние комнаты и слушала. Ей очень хотелось подойти ближе и полюбоваться на свою красавицу в белом платье, сидящую между канделябрами и прекрасными букетами лилий в вазах, так приятно пахнущими. Когда к ней подошла одна из горничных, няня недовольно отогнала ее прочь.

Было уже поздно. Горничные принесли наверх поднос со сладостями и пошли спать. Джип давно перестала играть, была готова подняться в спальню, а пока стояла у застекленных дверей, глядя в темноту. Какая теплая ночь! Тепла хватало, чтобы донести запах жасмина из соседского сада за стеной. В небе ни звездочки. В Лондоне почему-то всегда мало звезд. Посторонний звук заставил ее резко обернуться. В темноте в дверном проеме маячила высокая фигура. Послышался вздох. Джип испуганно спросила:

– Это ты, Густав?

Он что-то промямлил – Джип не поняла, – но быстро закрыла застекленную дверь и подошла к мужу. Свет в передней освещал только половину лица и фигуры Фьорсена. Он был бледен, глаза странно блестели, весь рукав испачкан чем-то белым. Тяжело ворочая языком, Фьорсен произнес:

– Маленькое привидение! – и добавил пару слов по-шведски.

Джип до сих пор не приходилось иметь дел с пьяными, и она просто подумала: «Какой ужас, если кто-нибудь увидит. Какой ужас!» Она поспешила в переднюю, чтобы запереть дверь, ведущую в комнаты прислуги, но Фьорсен поймал ее за платье, оборвав кружева с ворота, схватил скрюченными пальцами за плечо. Джип оцепенела, боясь шума или падения пьяного мужа на пол. Он схватил ее за плечо второй рукой, поддерживая себя в вертикальном положении. Почему она не испытала шок, почему ее не захлестнули горечь, стыд и ярость? Она лишь думала: «Что делать? Как отвести его наверх, чтобы никто ничего не узнал?» Джип заглянула в лицо мужа, такое жалкое – глаза блестят, кожа белая как мел, – и чуть не заплакала.

– Густав, ничего страшного, – спокойно произнесла она. – Обопрись на меня, мы поднимемся наверх.

Руки Фьорсена, словно потеряв силу и цель, прикасались в машинальной ласке к ее щекам. Мучительная жалость, которую она ощущала, была сильнее отвращения. Обхватив мужа за туловище, она повела его к лестнице. Главное, чтобы никто не услышал. Только бы суметь поднять его наверх. Джип пробормотала:

– Не разговаривай. Тебе нехорошо. Обопрись на меня.

Фьорсен как будто силился помочь ей, выпячивал губы и что-то бормотал с гордым видом, над которым можно было бы посмеяться, если бы не трагизм положения.

Вцепившись в мужа изо всех сил, как если бы действительно отчаянно его любила, Джип начала восхождение по лестнице. Все оказалось проще, чем она думала. Осталось перейти на другую сторону лестничной площадки, потом в спальню, и опасность минует. Готово! Муж лежит поперек кровати, дверь закрыта. На мгновение Джип перестала контролировать себя, и ее затрясло, да так, что застучали зубы. Никакого удержу. Она мельком взглянула на свое отражение в большом зеркале. Прекрасные кружева изорваны, на плечах – красные пятна в тех местах, где Фьорсен цеплялся за нее, чтобы не упасть. Она сняла платье, набросила халат и подошла к мужу. Фьорсен впал в прострацию, ей с трудом удалось приподнять его и привалить к спинке кровати. Снимая с него воротничок и галстук, она ломала голову, чего бы ему дать. Нюхательную соль! Это должно помочь. Соль привела Фьорсена в чувство, он даже попытался поцеловать жену. Наконец он лег в постель, и Джип смогла рассмотреть его как следует. Фьорсен закрыл глаза. Можно больше не бояться, что он прочитает чувства на ее лице. Но плакать она не станет. У нее вырвался всего один всхлип, не более. Ничего не оставалось, как лечь самой. Джип разделась и выключила свет. Муж спал мертвецким сном. Джип лежала, глядя в темноту широко открытыми глазами, как вдруг у нее на губах мелькнула улыбка – с какой стати? Она вспомнила глупых юных жен, о коих читала в романах, которые, краснея и дрожа, бормотали на ухо мужьям, что «должны сообщить одну важную новость».

Глава 6

На следующее утро при виде Фьорсена, все еще погруженного в тяжелый сон, Джип первым делом подумала: «Он совершенно такой же». Ей вдруг показалось странным, что ни вчера, ни сейчас она не ощущала отвращения. Ее чувство было глубже отвращения и в то же время не казалось неестественным. Джип восприняла новое проявление беспутного поведения мужа без обиды. К тому же она давно знала о его пристрастии к бренди – он не умел пить так, чтобы не выдать себя.

Джип бесшумно выскользнула из постели, бесшумно сгребла кое-как брошенные на кресле туфли и одежду и унесла в гардеробную. Там, рассмотрев предметы одежды на свет, почистила их и так же бесшумно потихоньку