Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Качур Катя Страница 14

Глава 11. Месть

Златку поселили в комнату к четырем деревенским девочкам. Одна из них – Фаня из процветающего мясо-молочного колхоза – была на две головы выше остальных, имела крупную грудь и боксерские, в перекатах мышечных волокон икры. Откормленная, не знавшая нужды, она подавляла ровесниц бычьим взглядом и хриплым голосом.

– Рыжая, будешь в мое дежурство пол мыть, – сказала она небрежно, когда Златку завели в комнату. – А тумбочку твою я себе забрала.

Златка села на кровать возле двери. Погладила крахмальные простыни, шершавое малиновое одеяло, заправленное конвертом, на уголок. Посмотрела в окно: на стене соседнего дома раскинулась исполинская мозаика: счастливый Гагарин махал землянам рукой на фоне звездного неба и красного знамени. Тумбочка ей была не нужна, вещей не было. Дежурство Фани случилось уже на следующий день.

– Взяла таз, тряпку, в туалете нижний кран – набрала воды и вымыла так, чтоб блестело. Замечу где пыль – языком будешь лизать, – процедила Фаня.

Златка с восторгом смотрела на ржавую воду, наполняющую коричневый в крапинку таз. Несколько раз закрывала и открывала кран. В Федотовке она и представить такого не могла – воду носили из колодца с другого конца деревни. Нюра с Зинкой клали на плечи коромысла и семенили в сторону дома мелкими шажками, ей же давали ведро в одну руку. Образ бабки с мамкой, нежнолицых, тонких, балансирующих плечами, плывущих, не касаясь земли босыми ногами, вызвал у Златки приступ удушья. Она сглотнула комок и размазала слезы по веснушкам. Наконец таз наполнился до краев. Рыжуля ухватила его с обеих сторон, не удержалась, пролила часть на платье. Паучьей походкой, с дрожащим тазом в руках, она направилась по коридору. Фаня, стоявшая у окна, хмыкнула и, дождавшись, когда Златка чуть пройдет мимо, пнула ее ботинком в спину. Рыжуля упала, вода из таза подобно девятому валу Айвазовского, вскинулась и накрыла неловкую уборщицу.

– Че корявая такая? Ноги заплетаются? – усмехнулась Фаня.

Мокрая до трусов Златка вновь пошла набирать воду. Вторая попытка преодоления коридора также не удалась: Фаня собрала вокруг себя девчонок и прямо у порога комнаты подставила ей подножку. Златка вновь упала. Разлитая вода амебой расползалась вширь, в ней отражались хохочущие лица Фаниных прихлебателей.

– Ща директор придет, убьет нас всех, че ты тут океан разлила, давай вытирай, дура! – давили девчонки.

Златка кинулась в комнату за тряпкой, но Фаня перегородила ей дорогу.

– Зачем тряпка? Ты сама как тряпка, мокрая, хоть отжимай. Сымай платье и вытирай им пол!

Рыжуля таращила глаза, понимая, что сейчас произойдет что-то насильственное и неуправляемое, подобно поездке на мотоцикле. Она инстинктивно обняла себя руками и уперла подбородок в грудь. Интернатки начали срывать с нее одежду. Потрепанное, штопаное-перештопаное платье поддалось мгновенно и сходило с ее тощего тела пластами, как верхние листья с початка кукурузы.

– Смотри, сколько тряпок для хозуголка надрали! – глумились девицы.

Оставшись в одних трусишках, нахохлившись острыми лопатками, как неоперившимися крыльями, подобно птенцу, выпавшему из гнезда, Злата держала оборону и закрывала локтями пупырышки розовой груди.

– Мой давай! Бери свои грязные ошметки и мой! – заорала Фаня и наотмашь ударила заложницу по уху.

Златка упорно мотала головой. По какому-то непонятному сигналу орава девиц обрушилась на нее с кулаками и начала месить хрупкую спину, руки и голову. Она не защищалась, не кричала. Просто упала на колени, закусив до крови губу. В головке вертелось нашептывание бабки Нюры.

– Боль уйдет, враг умрет, враг уйдет, боль умрет.

Фаня швырнула ее оземь, впихнула в руки остатки платья.

– Вытирай, падла! – хрипела она в лицо.

– Вы-ти-рай! Вы-ти-рай! – скандировали интернатки.

Златка встала на четвереньки и под всеобщий гогот начала развозить рваным платьем грязные зигзаги по хлюпающему полу. Птенцовые ее лопатки ходили ходуном над красной вспухшей спиной. Выпирающий позвоночник раненой змеей пытался уползти в мокрые трусы.

Подоспевшая Нина Ланская в ужасе раскидала орущих дев и кинулась соскребать униженную Златку с пола. Она обернула ее первой сдернутой с чужой постели простыней и поволокла в комнату воспитателей.

– Я забрала эту девочку из одного ада, чтобы поместить ее в другой? – кричала в слезах Ланская, прижимая к себе дрожащую Златку.

– Нина Андревна, успокойтесь, – толстая воспиталка невозмутимо доедала бутерброд. – Это обычная драка подростков. Она тоже со временем отрастит себе и зубы и когти. Вот увидите. А платье мы ей новое выдадим.

В новом, на вырост платье Златка была похожа на еще не сожженную ведьму. Оно болталось возле щиколоток, в районе талии туда бы поместилась воспиталка с бутербродом. Златке выдали черный школьный фартук, и она носила его, не снимая – и в школе с формой, и в интернате, – подпоясав злосчастный балахон. Ланская приходила через день, лишь это останавливало Фаню учинить над рыжулей расправу. В классе Златку посадили за первую парту – из-за своей прозрачности она никому не мешала.

Чтобы как-то преодолеть в душе стыд и отчаяние, Корзинкина начала внимательно слушать учителей. Формулы, правила, теоремы отвлекали ее от черных мыслей. Особенно понравилось Златке естествознание. Предмет вел белокурый светлоглазый Евгений Алексеевич по кличке Жгутик – узкий, зыбкий, недавний выпускник местного пединститута. Он был не похож на всех остальных мужчин прежде всего тем, что не вызывал чувства опасности. В старших классах Жгутик преподавал еще и химию. Златку завораживали опыты. Намытые пробирки, в которые Евгений Алексеевич что-то погружал пинцетом, затем по капелькам что-то приливал, потом взбалтывал и – о чудо! – синий дым, или маленький взрыв, или мощное бурление. Еще она любила всяческие срезы – горных пород, человеческого черепа, древесной коры. В общем, все, что разворачивало глянцевый фантик и обнажало суть. К концу года Жгутик стал чаще вызывать ее к доске, и под его руководством Златка демонстрировала классу опыты. Учителя восхищало, какими точными, недетскими движениями она взбалтывает колбу, как внимательно отмеряет реагент в пробирке с делениями, как дотошно, следуя инструкции, перемешивает ингредиенты в чашке Петри. С ней можно было не сомневаться: итог опыта получится именно таким, каким он описан в учебнике. Смена цвета, реакция разложения, хлопок, выделение газа – все происходило как по рецепту. Однажды Златка заглянула в маленькую лабораторию, где Жгутик готовился к уроку химии для девятиклассников. Охлаждал пробирку, в которой прямо на глазах образовывались золотистые хлопья.

– Как это получилось? – невольно вскрикнула она, но тут же закрыла себе рот руками и попыталась спрятаться за дверью.

– Не бойся, иди сюда! – Жгутик был дружелюбен.

Златка на цыпочках подошла и взяла в руки колбу, где парили нереальной красоты искристые песчинки.

– Это «золотой дождь» – смесь ацетата свинца и йодида калия, – Евгений Алексеевич улыбался.

– Как красиво! И я смогу это повторить?

– Сможешь, только спустя пару-тройку лет, – Жгутик был серьезен, – а хочешь посещать мой кружок «Увлекательная химия»? Я беру туда ребят начиная с седьмого класса, но ты можешь приходить и слушать.

Златка просияла. Жгутик посмотрел на нее сквозь колбу с золотым песком: лицо девочки вытянулось, рыжий кошачий глаз и лепехи веснушек преломились сквозь стекло и влились в единый ансамбль с мерцающими кристаллами.

– А если добавить туда глицерин, они будут парить еще красивее, – сказала рыжуля.

– Браво, умница! – засмеялся Жгутик. – Жду тебя на занятиях.

Златка возвращалась в интернат вприпрыжку. Она светилась, переливалась и парила не хуже кристаллов Жгутика. В столовой за общим столом с интернатками и воспиталками сидела Нина Ланская. Комсомолка не улыбалась и судорожно мяла салфетку. У Златки засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Не успев еще вдоволь насладиться послевкусием от разговора с химиком, она развернулась и побежала прочь из столовой.