Фундамент - Алексей Филиппович Талвир Страница 8

Кируш в восторге от того, что камень не достиг цели и, подпрыгивая как козленок, убегает домой…

Нет, он совсем-совсем не любит Харьяс, и не будет больше с ней играть. И конечно, ни за что на ней не женится. Лучше уж взять маленькую Праски. Правда, с такой крошкой у него будет полно забот — ее нужно нянчить, качать в зыбке…

Как-то Кируш пошел на речку, которая протекает за деревней.

Сегодня здесь очень многолюдно. Женщины вышли на прополку огородов, раскинувшихся по всей речной пойме.

— Чей это мальчик? — спросила одна из крестьянок.

— Разве не видишь, вылитый Карачум, — ответила ей другая.

— Эй, мальчик, как тебя зовут? — спрашивает третья, прервав работу.

— Мать дома?

— Что делает отец?

— В гости к бабушке ходишь?

— Дедушка у вас часто бывает?

Ошарашенный таким вниманием, Кируш смущен и не успевает отвечать на вопросы. А они все сыплются и сыплются со всех сторон.

Одной хочется пошутить, другой подбодрить ребенка, третья рада поводу поднять голову от грядки, отдохнуть.

Кируш мужественно преодолевает словесную преграду, воздвигаемую женщинами, и между грядками капусты упрямо шагает к воде. Когда начинает мыть руки, запачканные глиной, к нему подходит моложавая тетенька:

— В самом деле, ты весь в отца и чистоту, как он, любишь, — ласково говорит она. — Давай я тебе помою ручки.

— Я, что ли, сам не могу?

— Сколько тебе лет?

Когда Кируш ответил на вопрос, на глазах женщины выступили слезы:

— Моему Микулю, если бы он не умер, было бы тоже столько. В один год вы с ним родились. Товарищем твоим был бы… Постой-ка, я тебе гостинца дам.

Женщина вынула из мешочка большой огурец, протянула его Кирушу.

— На, держи, кушай на здоровье. Да расти быстрее. Матери скажи, что угостила тебя тетя Тарук. В петров день приходите к нам есть баранью голову.

Возвращаясь домой, Кируш специально проходит мимо дома дяди Харитона. Пусть Харьяс посмотрит, что у него есть.

— Ой, какой большой огурец! Где ты его взял? — заметив Кируша, кричит девочка. На этот раз у нее очень доброе лицо, а голос ласковый и вкрадчивый. — Пойдем к нам.

— А кто у вас дома?

— Никого. Мама в поварне варит обед, а папа куда-то ушел.

— Праски дома?

— Где же ей еще быть?

— Ну, тогда пойдем.

В избе Харьяс сразу же хватает нож, чтобы разрезать огурец. Кируш прячет его за спину.

— И не думай. Я тебе все равно ни капельки не дам, — говорит он.

— Пожалуйста, не давай, у нас скоро вырастут свои огурцы, еще больше твоего. Вот такие!

— У Праски есть зубы? — спрашивает Кируш, заглядывая в люльку.

— А ей дашь?

— Дам.

— Для нее не жалко?

— Не жалко.

— Поклянись солнцем.

— Клянусь солнцем.

Харьяс тянет вниз люльку и, сдвинув одеяльце, показывает спящую сестричку. Кируш осторожно кладет ей на грудь огурец.

— Ближе ко рту положи, а то она не сможет укусить, — советует Харьяс и уводит мальчика на улицу. На этот раз они долго и мирно играют. Оказывается, Харьяс совсем неплохая…

Милое, неразумное детство… Кажется, сто лет прошло, как оно минуло.

Несколько лет назад Карачума и Харитона призвали в солдаты. Их семьи еще больше обеднели: без хозяина — дом сирота.

Харьяс подросла, еще больше похорошела и очень смущалась, когда ей напоминали о беззаботной дружбе с Кирушем. Теперь все обстояло иначе — ведь они в том возрасте, когда за подобными отношениями может скрываться любовь…

Только бы цвести Харьяс, а она вынуждена наравне с мужчинами выезжать в поле, пахать, сеять, боронить.

Война, вспыхнувшая в четырнадцатом году, затянулась. Карачум прислал с Карпат два-три письма и как в воду канул… Марфа долго плакала, просила волостного писаря объявить розыск. Через год пришел ответ — пропал без вести.

Харитон был в экспедиционном корпусе во Франции, видно, где-то там и сложил свою голову.

Кируш знал, как убивались по кормильцу Харьяс, подросшая Праски и их мать.

Но вот до маленькой чувашской деревни, затерявшейся в глухих лесах, долетела счастливая весть — революционные рабочие Питера свергли царя и взяли власть в свои руки. Облегченно вздохнул бедный люд, даже у вдов-солдаток повеселели глаза. Они понимали, вот-вот и в их деревнях должны произойти долгожданные перемены. И точно. Вскоре у богачей были отобраны земли, «проданные им навечно», и разделены по едокам. Причем женщины получили надел наравне с мужчинами. Вот когда стало легче и веселей в домах солдаток.

Воспряла духом и молодежь. По вечерам девушки и парни вновь стали водить за деревней хороводы. Зачастила на них и Харьяс. Она была признана первой запевалой протяжных и немножко грустных чувашских народных песен. Ее голос, высокий, чистый и красивый, как соловьиная трель, до позднего вечера раздавался за околицей.

Многие парни заглядывались на гордую, стройную красавицу. Одни старались обратить на себя ее внимание молодецкой удалью, другие — своим богатством. Но Харьяс не жаловала сынков богатеев.

Слишком памятны были унижения, пережитые ее бедной семьей.

Кируш все понимал по-своему: Харьяс любит только его, но, гордая, независимая, скрывает свое чувство. И несказанно счастливый, как когда-то в раннем детстве, держался с девушкой несколько излишне самоуверенно.

Но вот в их деревне появился военнопленный Тодор Христов. Не только Кируш, многие стали замечать, что Харьяс поглядывала на болгарина ласково и приветливо.

Кируш не на шутку встревожился. С наигранным безразличием он как-то бросил Харьяс: «Вон идет твой жених». Кируш был почти уверен, что девушка, обидевшись, станет перед ним оправдываться. Дескать, что за глупости, очень-то он мне нужен… Но Харьяс взглянула на него чуждо, холодно и неожиданно спокойно заявила: «А тебе-то какое дело?»

Кирушу показалось, что его полоснули ножом в самое сердце. Выходит, что Харьяс всегда была к нему совершенно равнодушной. Как же мог он настолько заблуждаться! Значит, своим независимым поведением он только усугублял безразличие девушки!

Если бы речь шла о ком-нибудь другом, Кируш не простил бы Харьяс такой обиды… Но Тодор Христов… Кируш и сам был привязан к этому высокому, красивому, много повидавшему чужестранцу, который часто и подолгу рассказывал им о далеких странах. Располагало к нему людей и то, что он был своим человеком — дружил с Ятмановым, по его поручению принимал участие в разделе кулацких земель, а когда в деревню вновь вернулись белые, поддерживал тайную связь с красными…

Где он теперь? Жив ли? Кируш знал, что если Тодор способен передвигаться, он непременно пойдет туда, где не раз встречался с разведчиками. К ним спешил сейчас и он. Нужно было обо всем рассказать