Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков Страница 38

Анохин круто повернулся к ней:

— Вот как? Хорошо. Делайте все, что вашей душе угодно, а я умываю руки… Будьте здоровы!

— Привет, товарищ Анохин! Можете отправляться в контору и доложить Вачнадзе, что я временно освободила вас от работы…

Растерявшийся Анохин потоптался у порога, потом зло выругался и, хлопнув дверью, вышел.

— Зря вы погорячились, Галина Александровна, — проговорил спокойно наблюдавший за этой сценой Курниковский. — Вздорный человек… Он на все способен, ни перед чем не остановится…

— Вернется, — махнула рукой Галина и уже спокойнее добавила: — Без этого нельзя… Вас как звать?

— Михаил Григорьевич.

— Без этого нельзя, Михаил Григорьевич. Давайте поговорим о деле. Идите пригласите ребят.

Бурильщик вышел. Галина прошлась по будке. Остановилась и упрямо повторила:

— Нет, без этого нельзя!..

4

Вачнадзе просматривал радиограммы. Удивился: из Соленой Балки было пять радиограмм и все об одном и том же — с просьбой ускорить отправку продуктов. И под каждой подпись: Кедрин.

«В чем дело? Я же приказал Куцыну еще несколько дней назад поспешить с этим, — раздражаясь все больше и больше, думал Вачнадзе, перечитывая радиограммы. — Неужели Куцын забыл?»

Не глядя, поднял трубку внутреннего телефона. Ответил Куцын.

— Слушает Куцын, кто просит?

Голос был веселый, видимо, Андрей Гаврилович только что смеялся, с кем-то разговаривая. И Вачнадзе закипел.

— Вачнадзе говорит, — буркнул он в трубку. — Зайдите ко мне.

Куцын вошел бочком, робко.

— Садитесь, — кивнул на стул Вачнадзе и, когда Андрей Гаврилович пристроился на краешке стула, положив маленькие ладошки на колени, протянул телеграммы из Соленой Балки. — Читайте. В ваш адрес.

Перебирал Куцын эти клочки бумаг, и голова его, украшенная копной соломенных волос, все больше втягивалась в плечи.

— Что скажете? — сдерживая себя, спросил Вачнадзе.

— Виноват, Лазарь Ильич. Завертелся, закрутился, забыл… Виноват, Лазарь Ильич…

— «Виноват, забыл»… Вам не надоело петь одну и ту же песню? Почему же вы не забыли прихватить из областного центра несколько ящиков апельсинов и яблок, хотя вас об этом никто не просил? К новому году готовитесь, для друзей-товарищей стараетесь, а разведчики в степи чем встретят новый год — куском хлеба с водой?

Вачнадзе уже не мог сдерживаться, чем больше говорил, тем больше горячился.

У Куцына пылали большие уши, хотя лицо было бледным.

— Вы помните мой приказ?

— Помню.

— А почему же не выполнили?.. Согласовали вопрос о продуктах с начальником ОРСа?

— Нет.

— А с начальником автохозяйства?

— Нет.

— Так чем же вы занимались?

— Буровой Гущина. Пока обеспечил всем необходимым…

Вачнадзе перебил:

— Не хочу слышать ваших оправданий. У вас целый отряд экспедиторов, и с обеспечением хозяйства Гущина они отлично справились бы и без вас… — Тяжело посмотрел на маленького, съежившегося Андрея Гавриловича. — Плохо работаете, Куцын. Я уже предупреждал вас. Предупреждаю последний раз. Идите и чтобы машины с продуктами были отправлены в Соленую Балку самое позднее через три дня. Проверю сам. Вопросы есть?

— Нет.

— Можете идти.

Куцын поднялся и, согнувшись, маленький, направился к двери.

— А радиограммы надо бы захватить, — остановил его Вачнадзе. — Для памяти…

Андрей Гаврилович машинально, словно заведенный, вернулся, подошел к столу и, не глядя на Вачнадзе, собрал разноцветные листочки.

5

Галина шла с производственного совещания, собранного Вачнадзе. Присутствовали все начальники участков. Об итогах года говорил Гурьев. Обрисовав положение с выполнением годового плана, он неожиданно сказал в заключение:

— А вот еще новость: мастер Кедрин сообщил, что в скважине открылось поглощение. И это перед самым новым годом! Сколько времени уйдет на борьбу с ним — неизвестно. Но одно ясно: мы теряем на этом десятки метров проходки.

Кто-то из инженеров возразил:

— Насколько нам известно, Кедрин идет с опережением графика.

— Это не имеет значения! — резко оборвал Гурьев и добавил, глядя с непонятным торжеством на Сельдина: — Я отправил ему приказ ликвидировать поглощение в ближайшие два — три дня и об исполнении доложить мне лично. Кроме того, я приказал ему отложить до лучших времен все сомнительные эксперименты с водой, которую он применяет при бурении вместо глинистого раствора…

По кабинету пробежал глухой ропот: инженеры уже знали о новом методе бурения, предложенном Кедриным, и многие находили, что Кедрин на верном пути. И вдруг такой приказ.

Галина посмотрела на Вачнадзе: «Выступить?» Лазарь понял и, незаметно, одними глазами, улыбнувшись, покачал головой. И она согласилась: да, говорить о том, как идут дела на четыреста двадцать второй, еще рано, хотя и можно было бы сказать: скорость проходки намного увеличилась, буровики поверили в новый метод… Но говорить рано. Ведь был уговор: закончим проходку, проанализируем технико-экономические показатели, тогда и обнародуем данные… И Галина промолчала, хотя и была возмущена выступлением Никиты.

«Демагог!» — думала она, опустив голову, чтобы никто не видел ее пылающего лица.

Перед совещанием они встретились в приемной Вачнадзе. Никита с бумагами в руке вышел из кабинета.

— Галина… — немного растерянно, как ей показалось, произнес он. — Здравствуй.

— Здравствуй, Никита.

Он снял очки, повертел их за дужку.

— На совещание?

— Да. — Галина с удивлением посмотрела на него: спрашивает так, будто не знает.

— Будешь выступать? Не советую.

Никита нахмурился и надел очки — спрятав глаза.

— Не понимаю, — почему-то смешавшись, ответила она и поняла: Алексей! Открыто, с вызовом глянула прямо в лицо Никиты. Тот, отвернувшись, мешковато затоптался на месте и шагнул к выходу, буркнув еще раз:

— Не советую.

— Послушай, Никита, — окликнула она его. — Будь же наконец человеком.

Никита не ответил.

И вот его выступление. Она слушала и понимала, что выступает Никита не только против Алексея, но и против нее, Галины, потому что четыреста двадцать вторая тоже бурится по методу Кедрина.

Возбуждение постепенно угасло, и сразу почувствовалась усталость, накопленная за день. Галина приостановилась, осмотрелась. Крупными хлопьями падал мокрый снег. Было тихо и тепло. Издалека доносилась музыка. Сквозь плавно падающий снег рассеянным светом мерцали уличные фонари, и на световом фоне снежинки казались привязанными к ниточкам. Музыка и притушенный свет фонарей подчеркивали несвойственную городской улице тишину, вызывали чувство грусти, непрошеные воспоминания…

…Что поделывает сейчас Алексей? Отдыхает или находится на буровой? Как он воспримет приказ Никиты? Не взбунтует, приняв его за «месть» мужа Галины? Ах, Алеша, Алеша, как хочется быть сейчас с тобой! Милый мой медведь, думаешь ли ты обо мне так же, как я о тебе — каждую свободную минутку?..

У ярко освещенной витрины магазина Галина остановилась. Из-за зеркального стекла глянула на нее печальными нарисованными глазами кукла, сделанная в рост человека из папье-маше, одетая в богатую котиковую шубу и длинное вечернее платье из панбархата. Узкая ее ладонь