Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский Страница 13

Бойко заглянул в коровник, Марица мерно жевала, хрустела сеном. Взглянула на него спокойными влажными глазами. Иван погладил ее по шершавой ложбинке между рогами — умница, славная! А он еще злился на нее, чудак…

А вот чайка Вера улетела. Может быть, она теперь среди вон тех крикливых и возбужденных птиц, которые носятся над пенным кормовым буруном маленького сейнера.

Через час заступать в наряд. Нужно еще подшить воротничок и написать письмо. Завтра должен прилететь вертолет, забрать почту…

— Наряд на пляж, готовиться на инструктаж! — в рифму громко пропел Козыренко, молодцевато вышагивая по двору. Солнце отражалось в начищенных сапогах.

Бойко подошел к обрыву, вглядываясь в синеву океана. Белое пятнышко на горизонте привлекло его внимание. Привычным движением навел бинокль: в голубоватом стекле возник размытый по краям белый контур теплохода. Круглая корма его была обращена к берегу — он шел в открытый океан. Иван опустил бинокль.

Неделю назад таким же теплоходом уехал Рашид.

…С Исхаковым прощались всей заставой. Растроганно молчали, когда капитан перед строем зачитал приказ о переводе и вручил ему грамоту. Рашид держался молодцом — ничем не выдал волнения. И только когда сдавал автомат, губы задрожали. Справился, выдавил улыбку:

— Меня не подводил, товарищ старшина. Других не подведет, а?

— Не подведет, Рашид, — серьезно ответил Дятлов и бережно поставил автомат в пирамиду.

Бойко со старшиной поехали провожать его в порт. Теплоход стоял у стенки, презрительно возвышаясь над черномазыми буксирами, разномастными сейнерами и прочей портовой мелочью. Он словно рвался скорей отойти от низких пакгаузов, угольных куч, мазутной береговой воды.

— С комфортом поедешь, Рашид, — сказал старшина.

Исхаков кивнул.

До отплытия оставалось несколько минут. Последние пассажиры торопливо взбирались по трапу.

Дятлов деликатно отошел в сторону.

Они, молча, стояли друг против друга. Все уже было сказано по дороге: писать, не терять друг друга из виду, после армии — встретиться, это железно…

— Ты сигареты взял? — спросил Бойко.

— Взял, Ваня.

— А то у меня болгарские есть с фильтром.

Ветер гнал вдоль пирса клочки бумаги, где-то работала лебедка.

Внезапно они вздрогнули — басом заревел теплоход. И разом шагнули навстречу, стиснули друг друга в отчаянном объятии. И когда Исхаков побежал, придерживая фуражку, по трапу, маленький на фоне двухэтажных палуб, Иван отвернулся, зажмурился, сморщил лицо, словно угольная пыль забилась в уголки глаз.

Какой-то пласт жизни отрывался, уходил навсегда с этим белым теплоходом, и черная морская вода дымилась в расширяющейся трещине.

День был редкий, солнечный. Низко носились чайки. Парни в плащах «болонья» сидели с девушками на широких кнехтах, ветер шевелил им волосы, доносил обрывки смеха и разговоров.

— Поехали, — тронул Ивана за плечи старшина, И уже когда проехали полпути до заставы, сказал, словно продолжая прерванный разговор:

— В наших местах тысяча километров — не расстояние. Еще повидаетесь.

* * *

Ох, весна — трудное время для службы! И не в том дело, что крошечные безымянные речки вздулись от мутной воды и ревут, как взрослые серьезные реки, а туманы, густые, как манная каша, через день висят над скалами, так что держись крепче за трос, когда идешь по обрыву. Просто не по себе, лезут в голову всякие «гражданские» мысли. Смотришь на молодую траву, которая робко пробивается из каменных щелей, и какая-то щемящая грусть схватывает сердце. А в небе курлычат журавли, и океан вновь прикидывается добрым и кротким. Ночью разорвет ветер тучи, вынырнет в черную прогалину полная луна, лягут масляные желтоватые блики на океанскую воду, и снова тревожно на душе, и вспоминается речной лунный плёс, темная на лунном фоне скамейка и чей-то смех, и ласковый шепот, и скрип уключин.

А может, кому-то вспоминается не речной плёс, а лесная дорога, или степь под звездным мерцающим небом, или горная тропинка, где блестят под луной крупинки слюды на гранитных изломах — словом, у каждого свое.

Вечерами свободные от наряда особенно внимательно слушают, как растягивает меха баяна старший лейтенант Козыренко, светят цигарки в сиреневых сумерках, вздыхают ребята… Тихо подойдет капитан:

— Что такие невеселые?

— Ничего, товарищ капитан, слушаем вот… — ответит кто-нибудь.

— Это у вас весной витаминов не хватает, — серьезно скажет капитан. — Вот посадим еще лучку да редиски — будет толк.

И уйдет, провожаемый облегченным смешком. …Бойко, видно, тоже не хватало витаминов. Ворочался на койке, просыпался, подолгу глядел в потолок, вспоминая, как в эту пору собирались в выходной на первую рыбалку. А вечером в парке пахнет молодой травой, еще прохладно от реки, и в легком тумане, словно луны, горят круглые фонари, и так хорошо идти в пиджаке внакидку в компании закадычных друзей, и весело задирать девчат, что стайкой сидят на скамейке, и чувствовать, как молодость распирает грудь. А за проволочной сеткой танцплощадки уже тягуче завывает саксофон и отбивает дробь барабанщик…

Поворачивался на бок, гнал неясные, тревожащие мысли, трудно засыпал.

…После отъезда Рашида Ивану стало особенно тоскливо. Он даже не подозревал, что так дорог был ему этот смуглолицый и добрый парень. «В «кубрике» старался не смотреть на пустую койку Исхакова, аккуратно застланную синим байковым одеялом. Иногда неожиданно просыпался — ему казалось, что слышит над ухом горячий шепот Рашида.

Особенно угрюмым становился, когда попадал на пляж. Иван относился теперь к нему, как к живому существу, считая его ответственным за разлуку с Исхаковым. «Загубил Рашида, проклятый», — зло думал, вышагивая вдоль однообразно шумящих волн.

Пляж даже в эти весенние дни оставался неприветливым и диким. Сопки местами очистились от снега и издали казались пятнистыми, грязно-серыми, как вылинявшая шерсть. Ветер по-зимнему свистел в голых кустах, словно не желал видеть робко проглядывавшего солнца, гнал по черному мокрому песку обломанные ветви.

Как-то раз Бойко наткнулся на мертвую чайку, видимо, замерзшую во время зимних метелей. Птица лежала на боку, поджав правое крыло со смерзшимися, покрытыми ледяной корочкой перьями. Радужный глаз ее был затянут пленкой, клюв полуоткрыт. «Тоже, наверное, кричала, — подумал Иван, — звала на помощь». Бережно оттащил чайку подальше от прибоя, закопал в песок, сверху привалил большим камнем. Постоял немного, перекинул на другое плечо автомат и зашагал навстречу ветру.

* * *

А вскоре на заставе произошло событие. В один из туманных майских вечеров старшина задержал на пляже неизвестного.

До сих пор Бойко слышал только рассказы