Цена тишины - Ольга Устинова Страница 9

нам. Деваться тебе некуда. Наши везде. А у тебя – ни копейки даже на автобус чтобы удрать. Тригер тебя открыл и теперь не выпустит. Тригер – он железный. На нем много дел, больших и маленьких. За тебя он хочет миллион. Ты будешь его произведением искусства. Он – твой Пигмалион. И не ярись, устанешь и сдашься. Выбора нет».

«Есть», разозлился я. И заорал так, что через открытое окно меня наверно слышал весь дом: «Я хочу умереть!»

Эллочка, дрянь такая, опечалилась: «Ну хорошо, я доложу. Хотя он, конечно, тебя слышал. Берегись теперь».

Она ушла, прихлопнув дверь. Я улегся обратно и закрыл глаза. Передо мной, все мое внутреннее зрение затопило черное поле.

Где же мой Свет? Удивился я. И тут понял: меня убивают особой изощренной пыткой – пыткой мрака, где не может выжить душа человеческая. Я робот.

Ну конечно, как же я не догадывался? Охотники за душами.

Я услышал в себе голос Тригера: «Не строй безумных догадок. И не вздумай кому-нибудь жаловаться. Тебе все равно никто не поверит. Выходи лучше на чай с водкой. Побеседуем».

Я понял: надо притворяться. Время покажет кто кого. Подождем когда они перестанут запирать меня в квартире. И пошел в гостиную.

К моему удивлению, в ответ на эти мысли, во мне раздался громкий смех команды. Голос Тригера сказал: «Поздравляю. Ты только что сам себя продал. Слышно каждое твое слово. Меня или других, к примеру, ты не услышишь, если на то будет моя воля. Все потому, что я мыслю, а ты маразмируешь. Иди чай пить, придурок».

* * *

За прямоугольным столом без скатерти сидела компания. Почему-то не было Изабеллы и Виктора.

Судя по блеску глаз и румянцу щек все достаточно зарядились спиртным На столе стояли в ожидании начатые бутылки водки. Конечно русские консервы и хлеб. И никакого чая.

Тригер меня представил: «А это наш новый товарищ. Оторвался от наук в Нью-Йорке и теперь не хочет возвращаться домой. И даже решил жениться. Эллочка от него без ума».

Эллочка нахально прижалась к моему плечу: «Он такой милашка».

Я отодвинулся. Компании это не понравилось. В воздухе гудело неудовольствие. Эллочка и глазом не моргнула: «Он стесняется». «A-а», они захихикали. «Смелее, парень. Здесь все свои. А ты гляди».

Гитарист пропел, а остальные подхватили из Окуджавы: «Не обещайте деве юной любови вечной, навсегда».

От запаха водки меня замутило. Но они бросились хохотать и угощать меня: «Выпей, не обижай компанию».

Эллочка взяла полную рюмку, поднесла мне ее к губам и буквально влила внутрь: «Сейчас станет хорошо, милый» проворковала она мне на ушко.

Мне нельзя пить. Я дичаю. Не соображаю сам что делаю. В голове помутнело и мне захотелось перевернуть стол прямо на них на всех, со всем его содержимым. Эллочка завопила в растерянности. Тригер сделал знак Ассу – громиле, который сидел во главе стола напротив Тригера. Асе встал и пошел на меня. Я выскочил из-за стола ему навстречу. Но он не собирался со мной долго разбираться. Обошел, обнял меня со спины, приподнял и хлопнул мной об пол.

Я слышал, отключаясь, как Тригер выговаривал ему: «Аккуратнее, Асе. Соседи слышат. Уже могли вызвать полицию. Кому это надо».

Тот оправдывался: «Я что, я слегка. Хорошо, что ты Дверного не позвал на помощь. Он бы ему все кости переломал».

Эллочка руководила транспортировкой меня в нашу комнату на диван. Было темно. Я падал куда-то вниз, крутясь как щепка в водовороте. Тошнило. Потом я вырубился. Никого и ничего.

* * *

Бог мой, куда меня занесло? Ведь нашелся же темный уголок, населенный чудовищами, и судьбой меня в него вдунуло и прикрыло вход позади.

Я ощущал себя в ловушке. Только чудо могло меня отсюда вывести. Я отупел с отчаяния и страха и только молился. Ни искорки, ни проблеска. Одна тьма. Я уснул. А может бредил.

Пришел волшебный овал, и по его орбите медальон плывущий вниз. Сирень, пропитанная светом. И в медальоне вписаны сияющие мы с моим мальчонкой у меня на руках. С коронами на голове.

Чистота и святость, и обожание друг друга. Это уже было и повторилось. Значит, им не удалось нас умертвить. А мальчик этот – мой сын. Молчание. Ведь слышат, а молчат.

Голос Тригера: «Рука не подымается. Сдайся».

Всхлипывает Эллочка. Я молчу.

Голос Изабеллы (откуда она появилась?): «Я в роли плохого полицейского, из нас двоих, допрашивающих. Спаси ребенка».

В растерянности я теряю дар речи, вернее, мысли. Меня отключают. Я в шоке. Сердце стучит где-то под горлом. Изабелла выступила как палач. Теперь у меня никого нет в стане врага. Я падаю в водовороте. Я надеюсь на смерть. Кажется, они это поняли. Меня отпускают.

* * *

С утра собралась вся компания. С Тригером во главе стола. Мы с Эллочкой на другом конце. Попили, поели и неожиданно Тригер адресовал мне вопрос: «Что будешь делать, герой?»

Я растерялся: «Как это?»

Тригер: «А так».

Я сказал: «Я хочу домой, к сыну».

Тригер: «Заслужить надо».

Я: «Вы привезли меня сюда насильно. Я вам ничем не обязан».

Тригер: «Обязан. Жизнью. Это я тебя до больницы дотащил в Нью-Йорке».

Я: «Этого не помню. В любом случае спасибо. Но мне надо к ребенку».

Тригер: «Ребенка не увидишь, пока не начнешь на нас пахать».

Я: «Лучше умру, чем стану бандитом».

Тригер: «А это пожалуйста».

Я подумал: «Если мне отсюда не вырваться, я не хочу смотреть на его погибель».

К моему удивлению Тригер ответил, как если бы я произнес это вслух: «Посмотришь, ничего. Должен – расплатись».

Я схватил со стола початую бутылку и швырнул ее в Тригера. Абы как, не целясь. Бутылка ударилась о его грудь и облила водкой до ног.

Тригер рванулся ко мне, но на нем повисли «рабы»: «Оставь, Тригер, оставь. Окна открыты, полный двор народа, полицию позовут. Не здесь, подожди».

«А ну, оставьте меня с ним вдвоем», ревел мокрый Тригер. «Я ему покажу как с начальством разговаривать. Уходите».

«Да зачем?» Им не хотелось уйти от водки.

«Я его сейчас убивать буду. Убирайтесь».

Растерянно, они просочились в дверь. Мы остались вдвоем.

«А ну-ка, подь сюда, герой».

Он поставил меня, не сопротивлявшегося, к стенке и нажал двумя большими пальцами мне на горло, под кадык. Остальные пальцы обняли мою шею вокруг.

«Вот так, мальчик, посмотрим какой ты герой». И вдруг нажал сильнее и сильнее. И дальше я не помнил, очнувшись в