Обещание острова - Софи Таль Мен Страница 8

утверждала, что, отправившись за покупками, он преодолеет важный этап. Возможно, это и стало причиной того, что в тот же вечер она поделилась с ним своими секретами, решив, что теперь он способен их воспринять. Тот тип, чье имя она по-прежнему отказывалась называть, ушел однажды утром. После ссоры и накануне отъезда в отпуск. Срочное задание по работе, только что узнал о нем, холодно объявил он. Поездка в Париж на три дня к данному моменту длилась больше полугода. Валентина призналась брату, что прошла через разные стадии, описала всю палитру пережитых ею эмоций. Стыд от необходимости объяснять случившееся близким. Надежда на то, что он однажды вернется. Гнев. Да, тщательно скрываемый гнев. Притворство: нужно делать вид, что ты всем довольна, потому что единственное, что важно, – это счастье детей. Злость, которая прячется за улыбкой, играет и поет песенки. Облегчение от неожиданного приезда брата. Чувство появившейся опоры – даже если эта опора колченогая. Открытие: ты в семье не единственная несчастная.

– А ты еще пыталась подсунуть мне его пижаму! – возмутился Алексис как раз в тот момент, когда она собралась расплакаться. – Могла бы обойтись без этого.

– Хоть на что-то пригодилась бы… А что я должна делать со всеми его вещами?

– Завтра я пойду снимать гипс. Как насчет того, чтобы по дороге заглянуть в «Эммаус»[4]?

– Пойдешь снимать гипс?

– Прошло больше трех недель… Я не собираюсь ходить в нем всю жизнь.

– Уже три недели? – удивилась Валентина. – Ты прав, понемногу разобрать вещи не помешает.

– Вот уж точно.

– Только мы сделаем это скрытно. Не хочу, чтобы дети все поняли.

– Нет проблем, они как раз уйдут в школу… Но это такие отвратительные шмотки, что я не уверен, возьмет ли их «Эммаус».

– Прекрати!

– Я попытался тебя рассмешить.

Валентина скорчила рожицу, как часто делала, когда они были маленькими.

– Не знаю, захочется ли мне когда-нибудь над этим посмеяться… Но все равно спасибо, Алекс. Спасибо, что ты здесь. Теперь моя очередь сказать это тебе.

Глава 7

Яну нравилось море гладкое, как стекло, и чтоб ни дуновения ветерка. Зеркальная поверхность воды становилась тогда одного цвета с небом. Сероватая зелень поглощала все вокруг, даже горизонт. Этим мартовским воскресным утром, присев на низкую каменную стенку, доктор размышлял о том, что ему недавно посоветовал его друг, бывший врач острова. Почему он не может посмотреть на себя со стороны? Оценить собственную болезнь? Люсьен прав: если он найдет кого-то вместо себя, ситуация изменится. Ему не придется отказываться от операции. Особенно если получится вызвать новенького заранее, понаблюдать за ним несколько дней и удостовериться, что тот подходит. Да, надо будет поработать на опережение. Остров – необычное место. Сюда редко приезжают случайно. И не часто на нем остаются. Это подразумевает осознанный выбор, готовность идти на уступки, согласиться с ограничениями. Что до него самого, он о своем решении ни разу не пожалел.

Ян высоко ценил еженедельные визиты своего предшественника. Когда Люсьен воскресным утром стучался в его дом, угнездившийся на узкой улочке поселка Керлар, в руках он держал гостинцы – морских пауков или испеченный женой бретонский пирог – его способ извиниться за то, что побеспокоил коллегу. Мужчины отправлялись на прогулку по прибрежным тропам – один с палками для скандинавской ходьбы, другой сильно хромая – и обсуждали мировые проблемы, говорили о медицине, о рыбалке, о времени, которое начинает тянуться бесконечно, когда перестаешь работать, о грызущем чувстве бесполезности, о преступной лени.

В этот день они дошли только до конца поселка. Яну продолжить прогулку вскоре помешали многочисленные колдобины и лужи грязи на дороге. Он остановился, сел на низкую стенку напротив песчаной пустоши на фоне бледно-зеленой завесы, которая всегда поднимала Яну настроение. Люсьен устроился рядом.

– Ты знаешь, что я по-прежнему делаю взносы в Совет коллегии врачей и сохранил свою страховку? – неожиданно и без всякой связи с темой разговора заявил пенсионер.

– Правда? А зачем это тебе?

– Чтобы иметь право выписывать рецепты и в любое время назначать себе виагру и анаболики.

– То-то, я смотрю, ты в отличной форме.

– Хватит шутить… Я спокойно могу поработать несколько недель, пока тебя оперируют.

– Под анаболиками? Это даже не обсуждается! Тебя обвинят в употреблении допинга, а меня в эксплуатации восьмидесятилетнего старика. Представляешь, как это будет выглядеть?

– Ха-ха-ха! Уверяю тебя, для меня это будет прекрасный отдых.

Ян вздохнул и покачал головой:

– Мы с тобой, Люсьен, оба какие-то неправильные. Некоторые умоляют нас выписать больничный лист, а мы никак не можем уняться и перестать работать. Как, по-твоему, это нормально?

– Страстная любовь к профессии, что ты хочешь! Можно я дам тебе совет?

– Попробуй… В последнее время это делают все: мой сын, моя остеопатка и даже хозяйка булочной.

– Помести объявление о поиске врача на временную замену. На две недели, не больше, а то как бы он не испугался. Главное, чтобы рыба взяла наживку. Прикорми его… Ты ему продашь мечту, экзотику. Жизнь с ногами, опущенными в море. И очень важно, что ты ему предоставишь всё: жилье, машину, женщину.

– Женщину?

– Это я для примера… Поверь, если ты сможешь удержать его на своей леске хотя бы месяц, дело будет сделано.

– А если он захочет вырваться на свободу через две недели? Что я тогда буду делать? Все отменю?

– Не питай иллюзий, старик… Так всегда получается. Они обычно сдаются.

– Почему вы все называете меня «стариком»? Надоело!

– Прооперируйся, и к тебе начнут обращаться по-другому.

– Молодой человек?

– Скорее, старый ловелас, – подколол Люсьен, перед тем как предоставить Яна его размышлениям.

Мудрость старших, признал Ян. Язвительная прозорливость, которая ставит тебя на место. Он надеялся, что его пациенты так же думают о нем. Разве он не старше многих островитян? Он удобно устроил бедро на стенке, наслаждался отсутствием боли и не спешил двигаться дальше. В такие дни «болота»[5], как сегодня, природа вокруг была безмятежной, умиротворяющей. Звуки как будто усиливались. Например, крики чаек и фазанов, смех на другой стороне улицы, урчание газонокосилки вдалеке. В воображении Яна все тоже вычерчивалось более четко. Как если бы «болото» установилось в его голове, а все препятствия улетучились. Так продолжалось до тех пор, пока в его поле зрения не ворвался Джо на своем трицикле с собакой в корзинке на багажнике.

– Док, а я тебя ищу.

– В чем дело?

– Мадам Сарфати попросила меня привезти упаковку бинтов, я оказался рядом и подумал, что ты можешь пригласить меня на обед.

– Я не против… Но ты сказал мадам Сарфати, что кабинет врача –