Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич Страница 7

умер, и она с такого большого горя утопилась где-то в прудах Стефанского. От нее осталось это ожерелье, нитка жемчуга и еще какая-то мелочь. Это единственные ценности, которые у нее были. – Она взглянула на ожерелье, погладила его. – Я бы хотела, чтобы оно осталось у тебя. Навсегда. На удачу. Передашь его потом своей дочери.

– Спасибо, – крепко обняла я ее. – Но я не уверена, что сегодняшняя моя встреча такая уж важная… Вряд ли.

– Не имеет значения. Когда-нибудь будет у тебя и самое важное свидание. Ты почувствуешь это. Наденешь, когда придет время.

* * *

В тот вечер время, видно, еще не пришло: свидание было самым рядовым. Кино, потом прогулка, невинный поцелуй на прощанье. Я не стала надевать полученное в подарок элегантное украшение. Не случилось мне надеть его и в последующие два года, когда я встречалась с Мареком. Может быть, даже и оказии были вполне подходящими, только они не казались мне достаточно торжественными, чтобы ожерелье пани Стефании могло украсить мою шею.

5

После каждой встречи с Мареком я возвращалась все более ошеломленная и все более влюбленная. Я решила, что судьба специально свела нас сначала на беговой дорожке, а потом и вообще по жизни. Марек был архитектором, у него было довольно процветающее архитектурное бюро, и он как раз искал сотрудника. Могло ли быть лучше? После нескольких вечеров, проведенных вместе, первых застенчивых поцелуев и все более смелых ласк мы оба знали, что хотим проводить как можно больше времени друг с другом. Вот он – мой мужчина на всю жизнь! Но разве мы можем знать точно, что тот, кого мы сейчас любим, дан нам навсегда? И разве это зависит только от нас? Мы мало что понимаем, когда любим. Он совершенно меня околдовал. На работе и за стенами офиса. Уже через две недели после того, как он догнал меня в лесу, я поступила на работу в его бюро – вела документацию и заодно училась на опыте лучших. А в том, что архитектор Марек Венцлавский был лучшим, я не сомневалась. Лучшим во всех отношениях. Ах, как же я тогда была влюблена!

К сожалению, пани Стефания не поддерживала меня в моем увлечении. А разве она должна была?

* * *

Да ей и не нужно было разделять мой жизненный выбор – у нее был свой собственный, о котором я, честно говоря, не имела никакого представления. У меня был Марек, и она о нем знала, но кто-то появился и у нее, но я о нем не знала ничего.

Как-то раз она сказала мне, что к ней приходил один очень важный для нее человек. Она была буквально как на крыльях. Кажется, я тогда не придала этому значения. Может, мне стоило расспросить ее поподробнее? Может… Но увлечение Мареком было таким, что я не могла думать ни о чем другом, кроме как о нашей любви.

Потом иногда в ее разговоре всплывала информация, что в выходные у нее гость. Мне это было на руку, потому что освобождало меня от угрызений совести, что я не приду ее навестить. Впрочем, никакой такой железной обязаловки навещать ее у меня не было, да и сама она никогда этого от меня не требовала.

Конечно, следовало расспросить поподробнее, что это за гость, но как-то все было не до того. Может, потому, что однажды она упомянула о дальней кузине из Варшавы, которая иногда приезжала к ней, и я была уверена, что именно она навещает пани Стефанию?

Короче, я не спрашивала.

Сейчас мне кажется, что она прекрасно меня знала, в то время как я о ней не знала почти ничего.

* * *

Первая встреча двух самых важных в то время для меня людей прошла в не слишком благостной атмосфере.

А дело было так. Пани Стефания подарила мне секретер. Небольшой, старой работы, темно-коричневый, с богатой резьбой, с множеством потайных ящичков. Видимо, он еще помнил времена ее родителей. В Гданьск его привезли из-под Лодзи. Я знала, что пани Стефания родом откуда-то оттуда, но не думала, что могло что-то остаться из ее семейного имущества. Так вот, оказалось, что осталось – этот миленький секретер-чик со множеством полочек и ящичков. Я ласкала его взглядом, гладила ладонью – была от него в восторге.

– Он твой, – сказала пани Стефания. – Я счастлива, что ты наслаждаешься им так же, как и я когда-то, давным-давно. За ним было написано столько писем…

– Вы писали на нем письма?

– Писала. И моя мама тоже. Как будет немного больше времени, я тебе расскажу. Давнишняя история, запутанная, которую я сама узнала совсем недавно. – Она тяжело вздохнула. – Попроси Марека, он поможет перевезти его к тебе. Одна не справишься. Да и я, кстати, наконец-то с ним познакомлюсь. – И она улыбнулась.

Действительно. Я встречалась с Мареком уже полгода, а еще не было случая представить его, можно сказать, самому близкому мне человеку.

Я сразу же позвонила ему.

– Марек, я получила подарок от пани Стефании. Не помог бы ты мне перенести его домой, сегодня? – спросила я.

Марек не смог сделать этого ни «сегодня», ни «завтра», ни «через неделю». Постоянно что-то случалось. Я помню, что первый раз мы поссорились именно из-за этого. Я хлопнула дверью, сказав, что если он не поможет мне, то я найду себе другого помощника. Он выбежал за мной из офиса, обнял на пороге:

– И ты допустишь, чтобы на пути к нашему счастью встала какая-то рухлядь?

– Это не рухлядь, – сердито сказала я. – Это прекрасный старинный секретер. С душой!

– И с миллионом паразитов, – ехидно добавил он.

– Я же сказала тебе, что справлюсь сама, без тебя. – И вырвалась из его объятий.

Однако он увязался за мной.

– Ладно, поехали, – сказал он, доставая ключи от машины. – Разберемся с этой твоей мебелью. Если тебе это так важно.

А мне было важно. Очень даже важно.

– Это здесь? – удивленно спросил он, когда мы подъехали к дому-волне пани Стефании.

Он поморщился при виде разрисованного лифта. Я сделала вид, что не заметила. Решительно не хотела этого видеть.

* * *

Дверь открыла улыбающаяся пани Стефания. На устах улыбка, а глаза внимательно следили за Мареком. Я почувствовала какое-то напряжение в ее взгляде.

– Ну и где та рухлядь, которую мы должны забрать? – спросил он деланно шутливым тоном.

Пани Стефания подняла брови.

– Рухлядь? – спросила она.

– Ну, этот стол, – поправился Марек.

– Секретер. – Я попыталась спасти ситуацию.

– Вещь антикварная, девятнадцатого века, – уточнила пани Стефания. –