Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли Страница 7

поверхности лица, и когда она смеялась, все присоединялись к ней. Ее отец, Хуни, обожал девочку с момента рождения, и даже в детстве Сонджа чувствовала, что ее долг — сделать его счастливым. Едва научившись ходить, стала она ковылять следом за отцом, как верный домашний питомец. Сонджа любила мать, но когда Хуни умер, мигом превратилась из веселой девочки в задумчивую и взрослую девушку.

Ни один из братьев Чон не мог позволить себе жениться, хотя Компо, старший, уже не раз говорил, что такая девушка, как Сонджа, стала бы прекрасной женой для человека, который хочет многого добиться в этой жизни. Фатсо восхищался ею, но готов был обожать ее как старшую невестку, хотя ей было всего шестнадцать лет, как и ему самому. Если один из братьев смог бы жениться, конечно, это был бы Компо, старший. Однако все это не имело значения, поскольку внезапно Сонджа лишилась всех шансов на замужество. Она была беременна, и отец ребенка не смог взять ее в жены. Неделю назад Сонджа призналась в этом матери, но больше никто о случившемся не знал.

— Аджумони, аджумони! — закричала пронзительно старшая из девочек-служанок, и Чанджин поспешила в комнату, где спали постояльцы, а Сонджа бросила тряпку и последовала за матерью.

— Кровь! На подушке кровь! И он весь в поту!

Пукхи, старшая из сестер-служанок, глубоко и взволнованно дышала, пытаясь успокоиться. Она не хотела кричать и пугать других, но не знала, мертв или умирает новый постоялец, и очень боялась подойти к нему. Мгновение все стояли молча, затем Чанджин велела служанке выйти и ждать у входной двери.

— Думаю, это туберкулез, — сказала Сонджа.

Чанджин кивнула. Внешний вид жильца напомнил ей о том, как выглядел Хуни в последние несколько недель.

— Сбегай за аптекарем, — сказала Чанджин, обращаясь к Пукхи, но тут же передумала: — Нет, нет, подожди. Ты мне можешь понадобиться.

Исэк лежал на подушке, мокрый от пота и красный, не осознавая, что женщины смотрят на него сверху вниз. Тукхи, младшая из сестер, вошла с кухни и громко ахнула, другая служанка постаралась успокоить ее. Прошлым вечером, когда новый гость прибыл, была заметна его пепельная бледность, но в свете дня красивое лицо юноши выглядело серым — цвета грязной дождевой воды, заполнившей бочку во дворе. Его подушка намокла от многочисленных красных пятен, оставленных при кашле.

— Хм-хм, — пробормотала испуганная и обеспокоенная Чанджин. — Мы должны немедленно перенести его отсюда, иначе другие могут заболеть. Тукхи, убери все из кладовки. Скорее.

Чанджин решила положить гостя там, где спал ее муж во время болезни, хотя было бы намного легче, если бы юноша мог пройти в заднюю часть дома сам и им бы не пришлось нести его. Чанджин потянула за угол матраса, пытаясь разбудить гостя.

— Пастор Пэк, господин, господин! — Чанджин коснулась его плеча. — Господин!

Наконец Исэк открыл глаза. Он не мог вспомнить, где находится.

Во сне он вернулся домой, отдыхал в яблоневом саду, где деревья усыпаны россыпью белых цветов. Очнувшись, он узнал хозяйку пансиона.

— Все в порядке?

— У вас туберкулез? — спросила Чанджин.

Он покачал головой.

— Нет, он был у меня два года назад. С тех пор я хорошо себя чувствую. — Исэк коснулся лба и почувствовал, что волосы намокли от пота, попытался поднять голову, но она оказалась чересчур тяжелой. — О, понятно, — сказал он, заметив красные пятна на подушке. — Мне очень жаль. Я бы не приехал сюда, если бы знал, что могу навредить вам. Я должен немедленно уехать. Я не хочу подвергать вас опасности. — Исэк закрыл глаза, навалилась ужасная усталость.

Всю жизнь Исэк был слабым, туберкулез стал лишь одной из многих болезней, которые он перенес. Его родители и врачи не хотели, чтобы он ехал в Осаку; только его брат Ёсоп думал, что для него так будет лучше, поскольку в Осаке теплее, чем в Пхеньяне, и потому, что Ёсоп знал: Исэк не хочет, чтобы его считали инвалидом, а большую часть жизни с ним обращались именно так.

— Я должен вернуться домой, — сказал Исэк, не открывая глаз.

— Вы умрете в поезде. Сначала вам станет хуже, и только потом появится надежда на улучшение. Вы можете сидеть? — спросила Чанджин.

Исэк приподнялся и прислонился к холодной стене. Он почувствовал, как устал в пути, ему казалось, что медведь навалился на него. Он с трудом перевел дыхание и повернулся к стене, чтобы откашляться. На стене остались пятна крови.

— Вы останетесь здесь, пока не поправитесь, — сказала Чанджин.

Они с Сонджей переглянулись. Они не заболели, когда Хуни заразился туберкулезом, но девочки с этой опасностью еще не сталкивались, да и постояльцев следовало как-то защитить. Чанджин посмотрела ему прямо в лицо.

— Вы сможете дойти до задней комнаты? Нам придется отделить вас от других жильцов.

Исэк попытался встать, но не смог. Чанджин кивнула. Она велела Тукхи сходить за аптекарем, а Пукхи — вернуться на кухню и заняться приготовлением ужина для постояльцев.

Чанджин заставила его лечь на постель, а потом медленно потащила прямо на матрасе по направлению к кладовке, так же, как передвигала мужа три года назад.

Исэк пробормотал:

— Я не хотел причинить вам вред.

Молодой человек мысленно проклинал себя за желание увидеть мир, покинуть дом, за то, что был достаточно самоуверен, чтобы отправиться в Осаку, хотя понимал, что едва ли сумеет выздороветь. Если он заразит кого-то из людей, с которыми поневоле вступил в контакт, их смерть будет на его совести. Если он должен умереть, он надеялся сделать это быстро и не увлечь за собой невинных.

4

Июнь 1932 года

В начале лета, менее чем за шесть месяцев до того, как молодой пастор прибыл в пансион, Сонджа познакомилась с новым рыбным брокером Ко Хансо.

В утренние часы, когда Сонджа