Мои французские каникулы - Саша Паулан Страница 6

никак не появлялась. Мимо прошла милая пожилая пара, девушка с коляской, многодетная семья с детьми в салатовых кепках (видимо, чтобы не потерять эту подвижную компанию из пяти малышей), серьезный бизнесмен в костюме (бедный, ему точно будет очень жарко), влюбленная пара, компания студентов. Кажется, прошли все виды путешественников, кроме нужного мне.

– Может быть, она не прилетела… – с надеждой пробурчала я.

– И не надейся, вон она! – мама кивнула в сторону растерянной невысокой девушки, которая, судя по движениям, пыталась включить севший телефон.

Мама помахала девушке, а я потрясла плакатом. В ответ она посмотрела на нас с нескрываемым удивлением, развернулась и пошла в другую сторону. Первый промах.

– Bonjour, Mesdames! – прозвучало над ухом.

Я повернула голову и обомлела. Передо мной стоял высокий парень, который, как и я, был одет в растянутую тельняшку с длинными рукавами, с кудрявыми темными волосами и очках в черной оправе. «Шаламе для бедных», – сказала бы Алина. Он и правда был похож на высокого дублера Тимоте Шаламе, и если бы не ситуация, то я точно на него запала бы. Какой ужас! У нас не только кофты похожи, но и прически (только волосы у него темнее)! Надо было выпрямлять…

– Что это за?.. – проговорила мама, сделав глубокий вдох.

– Мама! – воскликнула я, опуская плакат.

– Mon nom est Patrice Cotillard! – продолжил парень.

– Это точно полная жомапель… – растерянно прошептала мама. – Что мы скажем отцу?

– Мама! – я все еще не могла найти других слов.

– Что «мама»?! Я уже много лет мама! – она старалась не шевелить губами, пока это произносила, изобразив на лице нечто, что должно было напоминать улыбку.

– А вообще, я немного могу говорить по-русски! – сказал Патрис с невероятно приятным акцентом, смешно коверкая букву «р», и улыбнулся. – Наверное, даже много.

– Привет! – на секунду я пришла в себя. – Я Таяна. А это моя мама – Вероника Львовна. Кажется, у нас в университете произошла небольшая путаница.

– Небольшая? – мама кашлянула. – Пойдемте в машину, по дороге все обсудим.

– Большое спасибо за плакат. Мне очень приятно! А мы сегодня будем есть борщ?

Борщ? Меня накрыло волной возмущения, но я с большим трудом смогла себя сдержать, хоть и немного грубо впихнула ему в руки плакат. От шока, его наглости, переживаний о папе, месяце жизни с НЕЗНАКОМЫМ ПАРНЕМ и его внешности… я не могла сказать ни слова. Вот тебе и «французские» каникулы! Кажется, он самовлюбленный наглец. И почему мы ему сразу должны готовить борщ?

Патрис аккуратно положил свой желтый чемодан и большой рюкзак в багажник и, не прекращая улыбаться, сел на заднее сиденье. В машине воцарилось молчание, иногда нарушаемое постукиванием маминых пальцев по рулю. Это будут долгие два часа…

– Патрис, – первой заговорила мама, быстро кинув взгляд на меня. – Насколько хорошо ты знаешь русский язык?

– О! Очень хорошо, здорово! Мои дедушка и бабушка еще в детстве эмигрировали со своими родителями во Францию. А еще они были большими поклонниками русской литературы. Они зачитывались Достоевским, Тургеневым, Толстым, Пушкиным, Ахматовой. Очень много классики. И привили мне любовь к русскому языку. Наверное, поэтому я в университете выбрал русский язык первым как иностранный.

– Очень здорово! Да, Тая? – повернувшись ко мне и зло сведя брови, спросила мама.

– Да, очень! – я огрызнулась и отвернулась к окну, мысленно ругая университет. Ну надо же устроить такую подлость! Как можно было перепутать парня и девушку? Они что, запрашивали только имена? И мне, конечно же, достался высокомерный выскочка. И в подтверждение моих мыслей Патрис решил поюморить:

– Я думал, что вы меня встретите с медведем и балалайкой.

– А я думала, что ты приедешь в красной беретке.

– Она у меня в чемодане.

Придурок! Завтра поедем в университет, и пусть его первым рейсом отправляют обратно.

– Тая, напиши, пожалуйста, папе, что мы едем. Только все не пиши…

Остаток дороги мы опять ехали молча. Изредка я поглядывала на него в зеркало заднего вида. Патрис с большим воодушевлением смотрел в окна, иногда охая от восхищения. Чем-то он напоминал собаку, которая с радостью высовывается в открытое окно машины. Только слюни не пускает. Точно – придурок. Хоть и красивый. Быстрее бы уже от него избавиться. Не знаю, почему он так меня бесит, но мне физически сложно находиться с ним в одной машине. А как же будет дома? Я даже никогда не мечтала о старшем брате, как большинство девчонок. Я вообще не представляю, как можно с кем-то делить квартиру.

– А почему вы пришли в такое большое удивление, когда меня увидели, Вероник Львовн? – коверкая мамино имя, спросил Патрис.

– Хм… Если честно, то нам сказали, что приедет девушка, – мама опять попыталась изобразить улыбку. – Извини, если тебе показалось, что мы тебя как-то сухо встретили.

– Сухо? – переспросил он.

– Безэмоционально…

– А, понял! Но эмоции как раз у вас были, – Патрис заулыбался. Чертовски милой улыбкой.

– Извини, – мама еще сильнее занервничала и усерднее забарабанила пальцами по рулю.

Наконец-то первый этап пыток подошел к концу – мы доехали до дома. Припарковавшись недалеко от подъезда, мы вышли из машины, и мама подняла голову к окнам, тяжело вздохнула. Что сейчас будет? Было страшно представить. Конечно же, папа ничего плохого не скажет Патрису, а вот секретарю в университете точно не поздоровится.

Медленно, из-за тяжелого чемодана Патриса, мы переходим на второй этап пыток, забившись в лифт. Три минуты, и мы дома. Вот только этот французик, кажется, не осознавал серьезность всей ситуации – улыбался во все свои тридцать два белых зуба. Сейчас папа собьет всю его спесь.

Перед входной дверью мама глубоко вдохнула и вставила ключ в замочную скважину. За дверью уже было слышно, что папа медленно к ней подходит. Мне стало страшно и даже немного жаль Патриса. Папа все-таки иногда бывает грубым.

– Всем бомжур! – крикнул папа перековерканное приветствие, когда мама распахнула дверь.

– Bonjour! – Патрис радостно замахал рукой.

– А где студентка? – Папа в растерянности сделал шаг назад.

– Это и есть… наша студентка… – шепотом сказала мама.

Папа развернулся и резким шагом рванул на кухню. «За мной!» – раздался его грозный рокот.

– Постойте тут, – попросила мама и, не сняв обувь, посеменила вслед за отцом.

– Все хорошо? – спросил Патрис, захлопав ресницами.

– Да, все хорошо! Не обращай внимания.

Мне стало так стыдно, что захотелось провалиться под землю, пролетев вниз все семь этажей. Сейчас будет скандал таких размеров и громкости, что несчастный Патрис решит улететь самостоятельно, не дожидаясь, когда папа придаст ему ускорения.

Мы стояли в коридоре, переглядываясь, когда до нас доносились обрывки фраз. Кошмар.