Час отплытия - Мануэл Феррейра Страница 59

обычно старается держаться подальше от инженера. Он вообще-то ужасный хвастун, но стоит Жо появиться где-нибудь поблизости, и Томазиньо тут же умолкает, будто воды в рот набрал. Томазиньо старается поддерживать с Жозе Вазом хорошие отношения, он вообще ни с кем не хочет ссориться — ведь никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь; уметь жить нетрудно, если такое называется жизнью. Томазиньо в присутствии Жо тише воды ниже травы. Он молча садится возле него и сидит, не произнося ни звука, хотя это дается ему с огромным трудом. А Жо вовсю издевается над ним. «Ну так когда же наконец выйдет твое исследование о многорасовом населении нашего континента?» Томазиньо, задетый за живое, кисло улыбается, поеживается и делает робкую попытку защититься: «Вот раз ты сидишь здесь со мной, Жо, так послушай…» Но инженер Ваз — человек другого склада, интеллектуальные головоломки не по его части, не дослушав рассуждений Томазиньо, он направляется прямо к столику с виски. С дерзкой ухмылкой он потирает руки. Томазиньо, воспользовавшись случаем, потихоньку смывается — ему еще надо подлизаться к Антонио Марте из «Диарио де Ангола». Конечно, Марта напыщенный болтун, но без лести сейчас не обойдешься, статья в газете всегда придает человеку вес, а уж если у вас есть друзья или знакомые в журналистской среде, то это просто находка! «Сегодня со специальной миссией — для того, чтобы собрать информацию in loco[29] и ознакомиться с различными аспектами материальной культуры бушменов, принадлежащих к этнической группе, пока еще мало исследованной этнографами, — выехал на юз страны видный ученый, представитель Государственного архива Томас Медейрос, который уже немало сделал для изучения этнографии этой провинции». Прочитав эту заметку, Жо непременно начнет язвить: «Что ты там еще изучал, парень, кроме национальной кухни и даров моря?» — «Томас Медейрос, наш уважаемый коллега, рассчитывает возвратиться через месяц. Он надеется привезти ценные материалы!» Статья в две колонки и фотография напечатана в «Диарио де Ангола». «Фотография — вот что важнее всего», — любит повторять Жозе Гомес Феррейра[30]. Неделю спустя, когда Томазиньо возвратится с юга Анголы, в газете появится новая заметка: «Вчера в Луанду с юга провинции прибыл наш уважаемый друг и известный ученый-этнограф Томас Медейрос, который, как мы уже сообщали»… и так далее. «По возвращении он заявил нам: «Я считаю эту поездку чрезвычайно полезной. Я жил и находился в тесном общении с бушменами нашей провинции — этнической группой, существование которой в традиционных рамках ее культуры еще раз подтверждает, насколько наша политика обращения с туземцами способствует сохранению в неприкосновенности их образа жизни». Жо прочтет эту белиберду и отшвырнет газету в дальний угол: «Оба хороши — что Медейрос, что Марта, ни стыда у них ни совести!» Вот так человек извлекает пользу — и не малую — из своей дружбы с журналистами. С субъектами, подобными Антонио Марте, осложнений не возникает — достаточно подсунуть ему статейку, отредактированную доной Арминдой из Департамента этнографии, и готово дело — Антонио Марта, с благодарностью приняв статью, без промедления посылает ее в набор — две колонки текста — и, конечно, фотография, без фотографии никак нельзя. Томазиньо водит знакомство не только с сотрудниками редакции, но и с сотрудниками Ангольского радио, с помощью одного из них, Тониньо Вера-Круза, он недавно получил возможность выйти в эфир, да не как-нибудь, а в программе «Последние новости из Португалии — факты и документы». Как всегда, сработал принцип взаимной выгоды: ты мне — я тебе, или рука руку моет. Люди, подобные Томазиньо, имеют свои зоны влияния и в свою очередь оказывают другим ценные услуги. И Антонио Марта, когда ему это понадобится, использует своих протеже без зазрения совести — «все они, голубчики, у меня в кулаке». Так вот, для Жо подобный способ преуспеть в жизни не подходит. Он этого не признает. Угодничать, «сгибаться в три погибели, точно бамбук на ветру, — это, может быть, и хорошо для Томазиньо и его приятелей, но он, Жо, на такое не способен. Вот почему гложет его беспокойство, вот почему он ощущает себя неприкаянным и, едва появившись у кого-нибудь в доме, тут же начинает приставать ко всем, язвить, одних доводит до белого каления, других заставляет хохотать до упаду.

Итак, вспомним тот вечер, когда Жозе Ваз ворвался со своей компанией к Мирандинье. Компания Жо состояла из его друзей — жителей муссеков. Удел этих людей — страшная нищета, куча детей и грошовое жалованье, Жо с ними запанибрата, словно они принадлежат к одному кругу, а ведь это люмпен-пролетариат. Зато обитатель муссека не расстается с гитарой и мастер на все руки: он умеет сочинять морны, любит покутить и приволокнуться за какой-нибудь красоткой, но, если придется туго, если ему угрожает опасность, зеленомысец, будь он негр, мулат или белый, никогда не спасует. Отсюда и возникло в Анголе убеждение, будто слово «креол» — синоним отчаянного задиры, драчуна и забияки (стоит почитать современную ангольскую литературу: если писатель выводит на страницах книги зеленомысца, то этот герой непременно по всякому поводу хватается за нож). Так вот, как я уже сказал, Жо явился со своими ребятами из муссека. Но что такое муссек? В словаре вы этого слова не найдете. Можно дать несколько определений. Муссек — это хилая детвора с вздувшимися животами и землистого цвета лицами, дети голода и нищеты, ребятишки, которые подбирают с земли папиросные окурки и протягивают руку за милостыней; это люди дна, отбросы общества, бледные и болезненные от постоянного недоедания; это сбившиеся в кучу, налезающие друг на друга, покосившиеся хижины и бараки, освещенные тусклым светом керосиновых ламп; муссеки — это черный пояс, обвивающий город, стягивающий город, запретная красная земля, кто из чужаков осмелится ступить на нее? В самом деле, кто? Каждую субботу Жо непременно появляется в муссеке. Этот сорвиголова непринужденно болтает с обитателями трущоб и ходит из дома в дом в поисках выпивки и развлечений. Там, в черном поясе, он ведет себя совсем иначе, чем в салонах взысканных милостями судьбы соотечественников, здесь он и говорит иное, и действует по-иному. Вот признанный исполнитель морн — Тутинья, свой парень, с Саосенте, когда-то он был в порту мальчишкой на побегушках, затем грузил уголь. Голосом Тутинья похвастаться не может, он у него хриплый, гнусавый и резковатый, сила Тутиньи в другом — в самих песнях, в их новизне, и в артистическом темпераменте певца. Он знает множество морн. Старинные морны, которые сейчас уже мало кто помнит, Тутинья поет вперемежку с недавно