Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 48

Надо отдать отцу должное, курица с абрикосами удалась на славу.

— Ну и ну! — восхищалась миссис Прайс. — Такая нежная, мясо само от косточек отваливается. — Она вытерла каплю соуса в уголке рта. — Вкуснее, чем у меня. Ученик превзошел учителя.

— Мы же не соревнуемся, — засмеялся отец.

— Еще как соревнуемся! — ответила миссис Прайс, но от поцелуя в щеку не уклонилась.

— Расскажешь про секретный ингредиент? — спросила я у отца.

Миссис Прайс улыбнулась:

— Что за ингредиент?

— Любовь, — отозвался отец.

— Кровь, — сказала я.

Ночью мне не спалось — мешали звуки из отцовской спальни. Приглушенные голоса, смех, звериные рыки и стоны. Ритмичный стук антикварного изголовья о стену, скрип, когда отодвигали кровать. Я с головой забилась под одеяло. Меня преследовала одна-единственная мысль, о ключе за зеркалом. И о том, что спрятано в запертой комнате.

В школе вид у миссис Прайс был измученный, лицо под слоем косметики землистое. Она без конца облизывала губы. На уроке труда она слонялась по классу, делая вид, будто ей интересны наши поделки — оберточная бумага с размытыми ангелочками, отпечатанными трафаретом из картошки, и целлофановые рождественские открытки, похожие на витражи. “Какие чудные цвета, — приговаривала она. — Аккуратней с ножами”, но при этом на нас почти не смотрела. Она молчала, когда Джейсон Дэйли напечатал розовых ангелочков на спине у Грегори и когда Джейсон Моретти спросил Брэндона, слабо ли ему откусить кусок сырой картошки, а услышав отказ, сунул картофелину ему в зубы. Всего неделя оставалась до выпуска, мы изнывали от нетерпения, от безделья — и каждый день что-то пропадало. То пушистая проволока для поделок из рождественского вертепа у Джеки, то складная расческа, которую Катрина хранила в косметичке на молнии, то прокладки, что мама дала Пауле на всякий случай, — но это обсуждали только шепотом. Однажды в знойный полдень, когда я хотела подсесть к девчонкам на ливневые трубы, Паула сказала, что заняла место для другой девочки, а меня здесь не ждут.

В тот день мы ходили в зал на народные танцы с сестрой Маргаритой. Нас повела миссис Прайс — она следила, чтобы мы переходили дорогу правильно, и сказала, что ждет от нас примерного поведения, а если кто будет озорничать, то сестра Маргарита от нее скрывать не станет. Схватив за руку Доми, я встала с ним в конец группы, чтобы нас не было слышно.

— Я нашла ключ, — шепнула я.

Глаза у Доми округлились.

— Что там?

— Не успела посмотреть. Надо дождаться, когда она в следующий раз уйдет.

— Эй, вы, парочка, — окликнула нас миссис Прайс. — Хватит секретничать.

Мы построились рядами в зале и стали ждать, когда начнется музыка, а миссис Прайс ушла. Я видела в окно, как она свернула на стоянку и что-то ищет в машине. Открывает дверцы, заглядывает под коврики, под сиденья, сама не своя. Тут заиграл “Лихой белый сержант”[19], и мы под счет сестры Маргариты, стараясь не сбиться, становились то в ряд, то в круг, шаг вправо, шаг влево. Я кружилась, взявшись за руки с Доми, потом с Карлом. Мы сплетались и расплетались, менялись местами.

Я надеялась, что миссис Прайс после школы уедет по делам, но когда я пришла к ней убирать, “корвет” стоял на подъездной дорожке, а миссис Прайс обшаривала гостиную — заглядывала под диванные подушки, отдергивала занавески, открывала ящики комода, перебирая их смятое содержимое.

— Не видела их? — спросила она строго.

— Что не видела?

— Таблетки мои! Куда-то делись таблетки!

— А в аптечке их нет? Давайте посмотрю.

— Ясное дело, в аптечке их нет! Там я искала в первую очередь!

— Ясно, — ответила я. — Простите.

Миссис Прайс посмотрела на меня, над верхней губой у нее сверкали бисеринки пота; она вздохнула:

— Нет, это ты прости. До свадьбы осталось всего ничего, а мне еще столько нужно успеть — закрутилась я малость.

Я улыбнулась, подхватила корзину с выстиранным бельем:

— Начну пока гладить.

В бельевой я расправила ее блузки и юбки, узкие джинсы. Налила в утюг воды, включила, чуть выждала, проверила пальцем, горячий ли, — мимолетным движением, подсмотренным у мамы. Слышно было, как в коридоре миссис Прайс набирает чей-то номер и ждет ответа. Постукивает чем-то — ручкой? — по пластмассовому столику, на котором стоит телефон. Через минуту она положила трубку, потом снова набрала номер. Тук-тук-тук-тук. Шипел паром утюг, а я водила его кончиком вокруг пуговиц, проглаживала карманы и складки, обжигаясь о свежевыглаженную ткань. В ванне мокло кружевное белье, выглядывая из пены.

— Алло, мистер Бьюкенен? — раздался наконец голос миссис Прайс. — Это Анджела Прайс. Мне срочно нужен рецепт. Нет, прошу, не вешайте трубку!

Должно быть, она унесла в гостиную телефон и прикрыла дверь, оставив лишь щелку для шнура, слов я уже не слышала, лишь вкрадчивые переливы ее голоса — а потом рык. Она набрала еще три-четыре номера, и всякий раз ответ ее не устраивал: повысив голос, она бросала трубку. Вот что-то грохнулось на пол, загудело, как кассовый аппарат. И послышались рыдания.

Поставив утюг на подставку, я побежала в гостиную. Миссис Прайс сидела на полу в диванной нише, уронив голову на руки. Телефон лежал на боку, трубка валялась рядом.

— Миссис Прайс? Э-э... Анджела? Что с вами?

Тушь размазалась по ее щекам, точно следы от прихлопнутых комаров. Она сидела босая и колотила пяткой в обитую ковром стену диванной ниши, упрямо, по-детски.

— Никто мне не поможет, — всхлипывала она. — Где им понять! Все эти люди — я их считала друзьями, а оказалось, в наше время доверять никому нельзя. Пользуются мной, и все. Им лишь бы выжать из меня побольше. Им все равно.

Говорила она отрывисто, зло, будто сплевывая слова. Она подняла на меня взгляд.

— Если ты даешь кому-то слово, Джастина, что это для тебя значит?

— Ну... — начала я. — Дал слово — держи. Обещания нарушать нельзя.

— Верно. — В ее голосе звенело торжество, как будто я правильно ответила на вопрос в классе, усвоила ее урок. — Особенно когда деньги уплачены, — добавила она. — И деньги немалые. Ободрали меня как липку, эти аптекари. — Она вытерла глаза. — Спорим, если я к ним заявлюсь и устрою скандал, совсем не то запоют.

Я поставила телефон обратно на столик в коридоре.

— Разве что ты меня снова выручишь? — сказала она.

— Я?

— Вдруг у вас таблетки с прежних времен еще остались? Ненужные?

— Нет, — ответила я. — Кончились, извините.

— Ясно. — Миссис Прайс кивнула. — Ясно. Вот что, мне так плохо. А всего-то нужно несколько дней продержаться. Может, вы положили куда-то и забыли?

— Извините, — повторила я.

С долгим, прерывистым вздохом она стала ковырять заусенец, разбередив старую ранку.

— Вам бы лучше зайти, — посоветовала я, — поговорить с мистером Бьюкененом.

— И что бы я сказала?

— Ну, скажите, что слово надо держать.

У миссис Прайс вырвался смешок.

— Как будто у него совесть есть!

— Ну так устройте скандал. Он не сможет вас выгнать, если увидит, как вам плохо.

— Ублюдок, хапуга, — фыркнула миссис Прайс. — Жулик прожженный.

— Так разберитесь с ним. Поезжайте к нему.

Миссис Прайс остановила на мне взгляд.

— Ты права, — заключила она. — По-хорошему, за ним должок. Ты права.

Миссис Прайс поднялась, одернула юбку, надела