Новые времена - Мазо де ля Рош Страница 42

Когда дети осторожно спускались по ступенькам, Эрнест прошептал:

– Мы прямо как ночные воры, да?

Не успели слова сорваться с его губ, как он понял, как поразительно хорошо они применимы к нему самому. Хорошо, что он стоял на нижней ступеньке, а то мог бы в смятении потерять равновесие. Тогда он приложил ко рту ладонь и поднял глаза на Августу: заметила или нет?

Даже если она и заметила, то ничего не сказала и прошла в чулан. В свете луны были видны ковши с молоком джерсейских коров, буханки хлеба и много всего вкусного, особенно соблазнительного для такого голодного человека, как Эрнест. Августа нашла свечу и спички. Она зажгла свечу и осветила полки.

– Молоко с хлебом? – предложила она.

Но он уже заметил остатки яблочного пирога и чашу с девонширскими сливками.

– Ах, Гасси, пожалуйста, можно мне это? – попросил он.

Ничего не говоря, она отрезала большой кусок пирога, положила на тарелку с отбитым краем, не забыв добавить побольше сливок. Словно жрица готического ритуала, она провела его обратно в кухню и поставила тарелку и свечу на выскобленный стол. Он сел на стул, она дала ему ложку.

– Если твои ноги замерзли, как мои, тебе нужно попить горячего.

Рот был слишком занят, чтобы что-то сказать, но в глазах была благодарность, и он ложкой показал на чайник. В этой кухне чайник всегда был горячим. Гасси поворошила под ним угли, и когда вода закипела, чай был готов.

Она села рядом с Эрнестом и налила им обоим крепкого индийского чая. Первый глоток был таким горячим, что у Эрнеста выступили слезы на глазах. Но он был счастлив: они вместе, вдвоем, и он не «третий лишний», как часто бывало!

– Николас и знать не знает, где я. Ему бы хотелось быть на моем месте, так ведь?

– Не знаю, кому бы хотелось быть на твоем месте, – сказала Августа.

Это замечание заставило его стушеваться, но ненадолго. Удовольствие от поздней трапезы, две чашки крепкого чая взбодрили его. Он все еще был голоден.

Она обстоятельно размышляла над его мольбой о втором куске пирога. Он был нежным ребенком. Второй кусок мог стать лишним для его пищеварения. И все же он так мало ел с самого завтрака.

– Рискну, – решила она и встала.

Эрнесту вспомнилась поговорка, услышанная от Люциуса Мадигана.

– Семь бед, один ответ, – сказал он.

Августа в отчаянии взглянула на него.

– Ты что, не можешь не думать о плохих поступках?

Он опустил голову и некоторое время не мог ничего сказать.

– Наверное, плохие поступки для меня естественны.

– Вид у тебя невинный, – сказала Августа, – это-то и опасно. И все же рискну дать тебе еще пирога.

Она так и сделала, они выпили еще чаю. Он смотрел на нее с любовью и благодарностью. Когда они шли по коридору назад, Эрнест чуть ли не прыгал от радости.

– Отличный вечер получился, не правда ли, Гасси? Наверное, ради такого удовольствия стоит совершить преступление или даже два.

Возобладает ли в нем когда-нибудь здравый смысл? От досады Августа взяла его за ухо и повела к лестнице. Он взвизгнул, протестуя. Приоткрытая дверь в гостиную теперь распахнулась настежь, на пороге стояли Филипп и Неро.

– В чем дело? – строго спросил Филипп.

– Я напоила Эрнеста чаем, – сказала Августа.

– А почему ты держишь его за ухо?

– Чтобы не шумел, идя мимо твоей двери, папа.

– Ей-богу, довольно странный способ утихомирить мальчика, да, Эрнест?

Два шага, и Филипп оказался рядом с ними. Подхватив Эрнеста, он поднял его так, что их лица оказались вровень, и поцеловал.

– Спокойной ночи, – сказал он, – а теперь – идите. – Наклонившись к Гасси, он коснулся ее лба своими светлыми усиками с навощенными кончиками. Один из них оказался колючим.

– Ты молодец, Гасси. – Он стоял, воздев руку к висячей керосиновой лампе, пока они поднимались по ступенькам, чтобы после погасить ее. Свет мягко падал на его обгоревшее на солнце бледное лицо, на голубые глаза, поднятые к детям, на волосы, слишком длинные и выгоревшие за время пикника до соломенного цвета. Оглянувшись на отца, Гасси чуть задержалась наверху. Не так уж часто у нее возникало чувство любви к родителю. В основном ее отношение к нему было неопределенным или с некой опаской. Но сейчас она увидела, какой он юный – юный, справедливый и добродушный по отношению к своим детям.

Когда прихожая потонула в темноте, Августа и Эрнест вошли в комнату мальчиков. Николас крепко спал. Он пробовал их дождаться, но не смог.

– Если бы он только знал, – прыснул Эрнест, – обо всем том, что я натворил, разве он бы мне не завидовал?

– У тебя странное отношение ко всему, – сказала Августа. – Ты помолился на ночь?

Он кивнул утвердительно и забрался в постель. Он не то чтобы соврал. Ведь она не спросила, помолился ли он сегодня. Он произнесет молитву, устроившись в постели рядом с Николасом, но только если не заснет. Неро решил спать у мальчиков. Он устроился в ногах, при этом кровать скрипнула под его тяжестью.

– Спокойной ночи. – Августа задула свечу и бесшумно вышла.

Как тихо – как стало пугающе тихо и темно, когда она ушла! Эрнест прижался к спине Николаса и засунул ледяные ноги под Неро. Тот недовольно заворчал, а Николас что-то забормотал во сне. Эрнест попытался произнести молитву, но ни за что не мог вспомнить начало. Ладно, он произнесет последнюю часть, так и закончит гораздо быстрее. Он зашептал:

Коль не дожить мне до зари,

Господь мой, душу забери.

В своей кроватке твой малыш,

Молю тебя, меня услышь!

Гоподь мой, защити меня

До у́тра завтрашнего дня[24].

Он не знал, правильно ли прочитал. И так сойдет. Яблочный пирог, сливки, крепкий чай создавали приятную тяжесть в желудке. На душе было спокойно – ведь он знал, что нужно делать.

Снизу из коридора послышался свист. Неро отлично знал, что звали его. Тяжело вздохнув, он неуклюже соскочил с кровати и, переваливаясь, сбежал по ступенькам. В ту же минуту Эрнест заснул крепким сном.

Августа сидела у окна в своей комнате. Уперев локоть в подоконник, она положила голову на ладонь. На плече у нее сидел сонный голубь. Ее не беспокоили открытые ставни, потому что пока она была с ним, он не вылетит, а если такое и случится, он вернется, как уже бывало много раз.

Она убрала