Глубокая печаль - Син Кёнсук Страница 4

Ынсо прекратила мыть ноги и посмотрела на входную дверь. «Кто бы это мог быть в такое время?» Часы на стене показывали три часа утра. Проигрыватель в тот момент начинал играть третью часть «Бури». «Может, это Ван?» Не вытирая ноги, она на цыпочках подбежала к двери:

– Кто там?

– Это…

За дверью прозвучал дрожащий от неуверенности женский голос.

Ынсо сквозь глазок посмотрела на лестничную площадку, но темнота в коридоре мешала разглядеть говорившую.

– Откройте дверь, откройте дверь, пожалуйста.

– Да кто же вы?

На ее вопрос опять не последовало ответа. Казалось, стоявший за дверью человек сам не знал, что ответить, и поэтому молчал. Закрытая створка с минуту разделяла Ынсо и женщину на лестничной площадке.

Первой заговорила женщина:

– Я не буду вам мешать. Просто побуду у вас немного и уйду.

– А вы знаете, который сейчас час? Неужели вы думаете, что я открою совершенно незнакомому человеку в такое позднее время?

– Я ваша соседка… Услышала музыку… И подумала, что вы не спите… Я не буду вам мешать. Просто посижу немного и уйду.

– Но почему?

За дверью опять молчали.

Промолчали оттого, что не знали, зачем оставили свою квартиру, пришли к совершенно незнакомой соседке, не понимали, что делают и к чему вообще все это.

– Потому что не хочу оставаться одна.

Подумав, Ынсо взялась за дверную ручку и уже начала поворачивать, чтобы открыть, но остановилась. Предчувствие предостерегало: впускать гостя, полагаясь на чувства, просто глупо.

– Как я могу проверить, что вы моя соседка?

– Я вас знаю. Вы же иногда носите очки? Каштановая роговая оправа. Часто надеваете широкую юбку со складками. Сегодня вы были в голубой юбке, низ которой вышит рисунком из желтых ниток, и в синем жакете. Через плечо у вас была коричневая сумка на длинной ручке. Я даже помню ваши туфли. Они в клеточку, на низком каблуке, и сегодня вы вернулись домой с букетом китайской гвоздики.

Женщина за дверью описала все с точностью до мелочей.

В одежде, о которой рассказала гостья, Ынсо сегодня ходила на радио. На обратном пути она купила букет китайской гвоздики, поставила его в вазу на столе, для Вана, когда он придет ужинать.

– Откуда вы так хорошо меня знаете?

– Я видела вас в окно, когда вы стояли у светофора на перекрестке. Знаете парикмахерскую «У госпожи Су», которая находится под мостом напротив нашего дома? Я хозяйка этой парикмахерской, частенько вижу вас оттуда, когда вы проходите мимо. Вы все время ходите с опущенной головой, да так низко, что видна вся ваша шея. Недавно видела, как вы чуть не столкнулись с какой-то женщиной, идущей с рынка.

Ынсо промолчала, а потом спросила:

– Вам плохо, да?

Женщина за дверью дала понять, что она уйдет, если Ынсо не откроет дверь.

– Извините. Я и правда просто так зашла. Просто хотела побыть с кем-то до рассвета, даже можно и без разговоров. Хочется побыть с кем-нибудь рядом.

«С кем-нибудь рядом? Рядом?» – эхом отдалось в ушах Ынсо.

– Извините, пожалуйста. Я пойду.

– Подождите.

Почувствовав, что женщина сейчас уйдет, Ынсо торопливо открыла дверь, закрытую на ключ.

– Входите.

Яркий свет комнаты осветил женщину, стоявшую в темном коридоре. Длинные волосы с химической завивкой забраны заколкой, длинная тонкая футболка белого цвета, похожая на пижаму, надета поверх плотно облегающих джинсов. Бледное лицо.

– Входите!

Женщина, которую Ынсо не могла видеть и которая несколько минут назад так настойчиво пыталась войти в комнату, казалось, совершенно забыла о своей недавней просьбе и теперь, когда ей разрешили войти, неподвижно стояла в коридоре.

Лицо ее выражало полное недоумение. И зачем только она так хотела войти в чужой дом? Они молча стояли, разглядывая друг друга. Одна – в коридоре, другая – в квартире.

Но тут взгляд женщины упал на ноги Ынсо, и она усмехнулась. Усмешка удивила Ынсо, но, проследив за ее взглядом, хозяйка квартиры увидела семечки граната между пальцами ног, которые не успела вытащить, и улыбнулась.

– Это я на гранат наступила.

– Гранат?

Повторив слово, женщина в одно мгновение оказалась в комнате и сделала это так быстро и легко, как будто кто-то снаружи вдунул ее в комнату, словно кусочек бумаги. Это было совершенно непохоже на ту онемевшую и растерянную гостью, которая стояла в коридоре.

Ынсо поставила снятые женщиной тапочки, украшенные круглыми цветочками, на обувной шкаф и закрыла дверь на ключ.

Спросила, что гостья будет пить, и, не получив ответа, достала из холодильника молоко, разогрела, налила в чашку и подала женщине. Хотя та и смогла, как листик, легко впорхнуть к ней, свет озарил ее усталое потемневшее лицо. Было даже удивительно, как эта женщина могла так бойко и четко отвечать на все вопросы, доказывая, что живет в соседней квартире.

– Будете молоко? Оно было холодным, я разогрела.

– Не стоило вам беспокоиться.

Женщина взяла кружку, протянутую Ынсо, и стала пить молоко мелкими глотками, но каждый глоток молока давался ей с большим трудом – это было видно по судорогам в шее. Она опустила кружку, не выпив и четырех глотков.

У гостьи были очень узкие ноздри. На ее маленьком, с белыми щеками лице эти ноздри выделялись темными пятнышками. На ухоженных средней длины ногтях был сделан бесцветный маникюр, в наспех собранных волосах виднелась заколка с небольшим цветком глиняного цвета.

– Попейте еще.

Но женщина только грустно улыбнулась и потянулась. Отчего она так устала?

– Вы умеете водить машину? – словно обращаясь в пустоту, пробормотала гостья.

– Нет, не умею.

– В девять часов я закрыла парикмахерскую и поехала по скоростной дороге, и только что вернулась. Иногда хочется просто так, без всякой цели, куда-то поехать. Внезапно в один миг сорваться и поехать. И тогда кажется, что можно уехать в совершенно другой мир, непохожий на этот. Хотя это довольно странно, но все равно хочется. Разве где-то там, далеко, нельзя начать все сначала и сделать все что угодно? Не было ли у вас такого желания родиться заново где-нибудь в другом месте и попробовать начать все с чистого листа?

К такому неординарному повороту Ынсо не была готова и, заикаясь, сказала, что не знает, и растерянно поправила ставшую ненужной кружку с молоком.

Женщина обессилела, села, прислонилась спиной к кровати и замолчала. В уголках ее губ белел след от