Завет воды - Абрахам Вергезе Страница 30

края бумаг, придавленных камешком. Все прочее застыло неподвижно. Трое служащих демонстрируют томное мастерство не шевелить ни единым мускулом в этой удушающей жаре. Веки хорошенькой секретарши трепещут всякий раз, как он взглядывает в ее сторону, нечто вроде азбуки Морзе, думает Дигби. Изящные руки ее смуглы, но густо напудренное лицо белое как мел, особенно на фоне кроваво-красной губной помады и блестящих черных волос. Она напоминает ему девушек из варьете в свете софитов.

Ближе к полудню персонал вдруг начинает шелестеть бумагами; слуга встает. Они явно получили тайный сигнал. Минутой позже в дверях материализуется светловолосый англичанин лет сорока с небольшим, в щегольском белом льняном костюме и сверкающих коричневых туфлях, слуга подхватывает протянутый пробковый шлем. Присутствие Дигби англичанин отмечает движением брови. Судя по широким плечам, он бывший спортсмен, в целом привлекательный мужчина, но болезненный цвет лица и опухшие, налитые кровью глаза намекают на распутный образ жизни. Маленькие усики темнее, чем волосы на голове, и Дигби это почему-то кажется забавным.

Главный гражданский хирург Клод Арнольд изучает своего свежеприбывшего подчиненного, он видит молодого человека с густыми волосами, растущими «вдовьим мыском»[61], неправильной формы ямочкой на левой щеке, с мятым блейзером, перекинутым через локоть, и в шерстяных брюках, которые в Мадрасе может носить только мазохист. Дигби ежится под этим пристальным взглядом. Клод Арнольд уверен в себе, как школьник из хорошей семьи, столкнувшийся с представителем социальных низов. Он просматривает документы Дигби, и листы в его руках слегка подрагивают. Предлагает сигарету; бровь вновь взмывает вверх, когда Дигби отказывается, словно новичок провалил еще один экзамен. В конце концов, выпив кофе, Арнольд встает и жестом предлагает Дигби следовать за ним.

— В вашем ведении два хирургических отделения. Под моим руководством, разумеется, — бросает Арнольд через плечо. — Оба для местных. За ваши грехи, старина. Я веду отделения англо-индийцев и британцев. С вами будут работать два ДПВ, Питер и Кришнан. — Он с наслаждением затягивается сигаретой, будто бы демонстрируя Дигби, что тот упускает. — На ДПВ мне плевать. Я бы предпочел иметь настоящих врачей, чем этих пародийных бабу.

Дигби известно, что дипломированные практикующие врачи проходят сокращенный двухгодичный курс для получения диплома и имеют право заниматься медициной.

— Но это же Индия. Без них не обойтись — по крайней мере, нам так говорят.

Арнольд заходит в мужскую палату для местных.

— Где старшая сестра Онорин? — недовольно спрашивает он у смуглокожей медсестры, которая с улыбкой бросается ему навстречу.

Старшая сестра ушла в аптеку.

В длинной комнате с высоким потолком пациенты занимают койки вдоль стены, а те, кому не хватило места, лежат на матрасах между коек. Снаружи находится крытая терраса, где на циновках лежат еще пациенты. Мужчина с гротескно раздутым животом и изможденным лицом, на котором выделяются скулы, сидит на краю кровати, поддерживая себя руками-палочками. Встретившись взглядом с Дигби, он широко улыбается, но лицо его настолько высохло, что кажется, будто он скалится. Дигби кивает в ответ. Вид страдания ему знаком, этот язык не знает границ. Палата для женщин располагается напротив через коридор, и она тоже битком.

В англо-индийской палате доктора Клода Арнольда в настоящий момент всего один пациент плюс одинокий стажер при нем. Остальные тщательно заправленные койки стоят пустые. В британское отделение Арнольд Дигби не приглашает. Последняя, как он узнает позже, представляет собой шесть отдельных комнат на верхнем этаже, полностью свободных. Британцы и англо-индийцы могут выбрать для решения своих хирургических проблем Центральную больницу[62] рядом с вокзалом или даже Больницу Ройапетта[63].

На втором этаже следом за помывочной располагаются две операционные.

— Сегодня операционный день вашего отделения, — сообщает Арнольд. — Вам отвели вторник и пятницу. Для туземцев некоторое время не было хирурга. Ну да, у нас есть ДПВ. Они могли бы выполнить некоторые манипуляции, если бы я им позволил. Но сразу после, глазом моргнуть не успеете, они откроют в каком-нибудь городишке лавку и назовут себя хирургами. — Арнольд показывает на пробковую доску: — Взгляните, — и исчезает из виду.

Операционный лист на день впечатляет своей длиной: две ампутации, череда гидроцеле[64] и грыж и четыре Р&Д — рассечение и дренаж тропических абсцессов. Но никакой информации о серьезных операциях. Клод Арнольд возвращается, глаза у него блестят, чего прежде не замечалось. Дигби улавливает медицинский запашок, исходящий от главного хирурга.

— Итак, вы хирург, — с неожиданно теплой полуулыбкой констатирует Арнольд.

— Ну, не совсем, доктор Арнольд. Я, конечно, прошел полный курс и…

— Чепуха! Вы хирург! Кстати, зовите меня Клод. — Его новый задушевный тон — чисто интонации капитана крикетной команды, которому нужно десять ранов от последнего отбивающего. — Научитесь в процессе. И помните, Килгур, для этих людей выбор невелик — или вы, или никто. Дерзайте! — Уголки рта Клода приподнимаются, и непонятно, то ли он поделился секретом, то ли пошутил. — Хватайте быка за рога. — И продолжает, обращаясь к санитару: — Выдайте доктору Килгуру шкафчик и все, что потребуется.

На этом инструктаж заканчивается.

И, не успев опомниться, Дигби уже помыт, обряжен в халат и перчатки. Аромат этой операционной, находящейся через континенты от Глазго, знаком и привычен: эфир, хлороформ, фенол и стойкий гнойный запах недавно вскрытого абсцесса. Но на этом сходство с Глазго заканчивается. Дигби таращится на поразительное зрелище, обрамленное хирургическими салфетками, — мошонка, раздувшаяся до размеров арбуза, достигает коленных чашечек. Пенис утонул в отеке, как пупок тонет в тучном брюхе. Когда он прочел в списке «гидроцеле», он совсем не так это себе представлял. Он рассчитывал увидеть умеренное количество жидкости, заполнившей пространство под tunica vaginalis[65], укрывающей тестикулы. Он оперировал одностороннее гидроцеле у ребенка, элементарная процедура. Но та нежная, размером с лимон припухлость мошонки не имеет ничего общего с этим бурым морщинистым бегемотом. В соседней операционной полным ходом идет ампутация. Пройдет немало времени, прежде чем ДПВ оттуда сможет ему помочь. Клод испарился. И Дигби наяву переживает ночной кошмар каждого хирурга: пациент под наркозом, полость тела открыта, но анатомия неузнаваема. Ноги у него подкашиваются.

Операционная сестра-тамилка, стоящая напротив, улыбается под маской.

— Это… крупная штука, — мычит Дигби, сложив руки в перчатках наподобие священника.

— Аах, да, доктор… Довольно