Болезни наши - Дмитрий Корчагин Страница 30

Отец Андрей прочитал над прахом отступника краткий заупокойный молебен, и только тогда Лиля расплакалась в голос. Если бы не её муж, никто не решился бы дотронуться до неё и поднять с колен. Как всегда, Геннадий Андреевич Попович появился вовремя. И супругу успокоил, и придал собранию в финальной части некоторый официоз. Даже слова его отца и движения брата при появлении мера стали отчётливее и осмысленнее. И душой при этом Геннадий Андреевич не покривил, богобоязненно креститься ему не пришлось. Отзвучала «Вечная память». Половина букета белых цветов, которые он нёс к могиле Фёдора Павловича, остались лежать у крестообразного памятника на могиле Акация Акациевича.

Для Евы Дмитриевны и слёзы Лили, и молебен, а пуще всего послеполуденный зной, стали дополнительным испытанием. Она не была знакома с Пулиопулосом, но, как и все в городе, хорошо знала историю их отношений с Карачаговым. И, кроме того, хотите верьте, хотите нет, целых два раза видела в вечерних сумерках его привидение. И у здания ЮгСибТелекома, и неделей спустя у центрального банка, не выдержав его холодного взгляда, она переходила на другую сторону улицы и вызывала такси оттуда. Только утром Ева Дмитриевна понимала, чей взгляд смутил её вчера. Не напугал, а именно смутил. Даже в образе призрака Пулиопулос чувства страха ей не внушал, но как-то стыдно перед ним было.

Сжимая трость её любимого Тео, она стояла теперь рядом с дочерью учёного маргинала, но через вуаль смотрела в сторону могилы Фёдора Павловича и томилась воспоминаниями о кудрявом юноше, бесшабашном весельчаке, который ещё до их близкого знакомства на городских первенствах два раза отправлял в нокаут её первого гопника. Спустя пару лет в присутствии Евы гопник возьмёт реванш, но уже не на ринге. Чем могло бы обернуться даже лёгкое сотрясение для человека, недавно перенесшего операцию на головном мозге, нетрудно представить, но, к счастью, мимо лежащего на асфальте с разбитым лицом чемпиона зоны Сибири по боксу среди юношей за 1988-й год, проходил неравнодушный Акаций Пулиопулос. С этого их дружба и началась.

И пока её самодовольный обладатель сбитыми и трясущимися руками пытался завести свой «чермет», на Еву напала пагубная детская привычка. Сидя на пассажирском сидении, она молча грызла свои накрашенные ногти и боковым зрением видела, как кто-то пробует поднять Федю с земли. Но вместо того, чтобы быть благодарной этому доброхоту и сочувствовать, и виниться перед Тео, она с ожесточённой усталостью думала: «Как же вы все меня за@бали!»

Отец Андрей после обряда крещения, после причастия и после соборования не удивился прояснившемуся взгляду Фёдора Павловича. Именно такого эффекта он ждал и вымаливал у Неба. Но сняв раскрытое Евангелие с головы раба Феодора, встревожился. Ясный немигающий взгляд Федора Павловича был направлен на Еву Дмитриевну и ничего хорошего ей не сулил. На сестринском посту тем временем сквозняк перевернул тяжёлый лист местного глянцевого журнала. В плохо настроенном слуховом аппарате такие шуршащие звуки отзываются грохотом.

И Отец Андрей, услышав неожиданно чёткие слова Фёдора Павловича, понял всю тщету своих надежд. Бесы самолюбия и обиды не бежали от ладана и не уступали своё место ангелам примирения и прощения.

– Я всё помню!

В гробовой тишине Ева Дмитриевна отвернулась и опять пустила слезу, и та же мысль, что впервые пришла ей в голову много-много лет назад в салоне убитой иномарки, снова посетила её. И поддавшись необъяснимой женской логике, она едва не прокричала Фёдору Павловичу в ответ: «Можно подумать, что Наташа, если бы не уехала в своё время, поступила бы по-другому. Уж поверь мне, если бы она сейчас стояла на моём месте, свои гадкие слова тебе пришлось бы повторить и ей». Однако, не найдя в себе сил обернуться к своему Тео, Ева Дмитриевна нашла их для того, чтобы промолчать. И только животные тонкого мира могли её слышать и, потупив свои морды, промычать в ответ и ей, и Тео: «Для чего вы жизнь прожили, старые дураки?» Слуха же присутствовавших в одноместной палате людей касался только мелкозернистый звон медицинских приборов.

Между тем Наташа, забытая всеми вторая верзила, соучастница безумных и, естественно, аморальных юношеских забав, и правда могла стоять теперь на месте Евы. Или, по крайней мере, рядом с ней. После смерти своего пожилого мужа от вирусной пневмонии, помыкавшись больше года по первопрестольной столице Казахстана и не найдя в Алма-Ате ни поддержки, ни достойной работы, она решила вернуться на Родину. Буквально за неделю до смерти Фёдора Павловича вместе с Наташей на перрон Злакограда сошла семнадцатилетняя, по-восточному картинно красивая метиска, её дочь Асель. Позднее в топовых социальных сетях она станет известна под ником Ассоль. Совсем престарелые родственники Наташи, приютившие их с дочкой на первое время, долго не могли взять в толк, про кого выспрашивает их внучатая племянница, про какого «шатуна»? Когда Асель надоумила маму поискать его в интернете, смысла в поисках уже не было. Федя Карачагов скончался. Встречаться с Евой, которая в своё время неожиданно резко прервала их переписку, Наташа не решилась.

После того, как прибытие поезда президента было отложено на два дня, отец Андрей предрёк, что и в этот раз нога президента не ступит на новую брусчатку Злакоградского вокзала. График поездки сбился. Теперь разве что на обратном пути. О предсказании отца Андрея Лиля сообщила мужу только после того, как поезд без предупреждения проследовал сквозь станцию «Злакоград» без остановки. «Накаркал», -ответил ей Гена Попович с явным неудовольствием. Он рассчитывал, что личное знакомство с первым лицом государства станет важной ступенью в его карьере. Геннадий Андреевич не собирался прятаться за спиной губернатора их края и в минуты ожидания поезда подчёркнуто держался с ним на одной линии и даже то и дело пытался выдвинуться на полшага вперёд. Когда вечерние тени прошедшего дня стали сгущаться, на информационном сайте «Колосбург» появился репортаж о несостоявшейся церемонии встречи президента. Лиля, выбрав минутку, рассматривала увеличенные фотографии официальных лиц, собравшихся на перроне. Сначала трепет ожидания, потом недоумение и, наконец, конфуз в глазах силовиков, откровенное облегчение в глазах губернатора и только в глазах мера горькое сожаление.

Дверь тихо приоткрылась, едва заметное движение воздуха, и за спиной у Лилии вырос Геннадий Андреевич.

– Что пишут?

– «Колосбург» верен своему стилю. Смеются над всеми и всех, кроме тебя, ругают.

– Попробовали бы они посмеяться хотя бы год назад, когда из-за боевых действий ещё не были сняты ограничения для СМИ.