Фристайл. Сборник повестей - Татьяна Юрьевна Сергеева Страница 27

было не всё гладко. Оказалось, что оба они заядлые спорщики. И спорили до хрипоты, и ссорились порой, и по нескольку дней злились друг на друга, случалось и такое… Теперь они с улыбкой вспоминают те времена. Поняли со временем, что истины решаются не в спорах, истины решаются только тогда, когда муж и жена понимают друг друга и готовы уступить, согласиться и смириться с мнением супруга. И не только настоящим его другом стала Наташа, но и матушкой всего прихода, который он принял сразу после рукоположения. Именно она была организатором и руководителем воскресной школы при храме, ни одна благотворительная выставка, ни одно социальное служение не обходилось без её участия. Заочно Наташа закончила институт Культуры, вела драматическую студию в детском доме и на каждый православный праздник непременно подготавливала какую-нибудь небольшую сценку, а то и маленькое представление на Евангельский сюжет или по Житиям святых. Пятерых детей им Бог даровал, от храма Наташа несколько отошла, но все домашние проблемы приняла на свои плечи. Отец Михаил редко бывал дома, ей приходилось все вопросы по хозяйству решать самой. У него — служение в храме, многолюдные исповеди в праздники и в пост, требы, освящение квартир и домов, посещение детского дома, соборование и причащение больных и умирающих, к которым могли призвать и ночью… Часто приходилось и прорабом быть: то крыша в храме потекла, то фундамент дал трещину. Конечно, кроме него, настоятеля, в храме служили ещё два священника, совсем молодые, которым самим надо было помогать, наставлять, да и следить, чтобы ничего не упустили, ни в чём не ошиблись по неопытности. В заботах о пастве и храме просто не хватало времени и сил на семью, на собственных детей. Он хорошо понимал, как трудно его Наташе. Когда видел её усталые глаза, осунувшееся лицо ему становилось стыдно и бесконечно жаль свою подругу, но что он мог изменить? Частенько, слыша на исповеди слёзные жалобы прихожанок на мужей, с утра до ночи занятых на работе и запустивших свой дом, он думал о своей матушке. За восемнадцать лет он не слышал от неё ни одной жалобы, хотя понимал, догадывался, что и обиды, и тайные слёзы у неё тоже были. Даже когда сказал ей, что решил поступать в аспирантуру — только влажно блеснули её глаза, и Наташа отвернулась. А потом долгими ночами корпела вместе с ним над его докладами и статьями, редактируя их, выискивая всякие стилистические несуразности.

Но вот подросла старшая дочь Ксения, которой по весне отметили шестнадцатилетие, во всём стала помощницей. Унаследовала выдержанный, стойкий характер матери. Окончила весной музыкальную школу и решила после окончания православной гимназии поступать в Духовную семинарию, стать регентом. Сейчас — лето, и у Наташи «каникулы», как любили они шутить. Младший, двухлетний Фёдор отправлен к бабушке, матери отца Михаила, в Костромскую область. Сопровождать его вызвалась Ксения. Родители с радостью согласились: и бабушке подмога с малышом, да и сама отдохнёт, в речке покупается… Ну, а остальные трое, погодки — Николай, Анюта и Пётр сейчас в православном летнем лагере. Сегодня такая редкая возможность побыть вдвоём, поговорить, просто посидеть рядом в тишине родного дома.

Отец Михаил купил в цветочном павильоне красивые гладиолусы и, стараясь не повредить длинные стебли, осторожно нёс цветы чуть впереди себя. Он ловил на себе любопытные взгляды Ещё бы! Священник в рясе и с букетом гладиолусов! Словно учитель первого сентября.

Когда он проходил дворами к своему дому, дорогу ему преградил маленький ехидный старичок, который, если их пути пересекались, всегда находил причину остановить священника. Очевидно, он жил где-то неподалёку.

— Здравствуйте, батюшка.

— Здравствуйте.

Отец Михаил спокойно остановился и выжидающе посмотрел на старика. Тот ткнул в его букет жёлтым от курева пальцем.

— Гладиолусы?

— Да.

— Голландские?

— Возможно.

— А на присутствие трипсов проверили?

— На что? — Не понял священник.

— Трипсы — это вредители голландских гладиолусов. С этими цветами к нам в Россию их тоннами завозят.

— Нет, я не проверил цветы на присутствие этих трипсов… — ответил отец Михаил, пытаясь сбоку обойти назойливого старика, но тот был настроен решительно.

— Вот потому они у нас и плодятся, что никто не проверяет. А Вы знаете, что каждая самка этого жука, он такого коричневого цвета, его сразу признать можно, откладывает двадцать яиц? А за сезон вырастает аж пять, а то и шесть поколений!

— Очень интересно… — Отец Михаил не обладал бесконечным терпением, и чувствовал, что оно подходит к концу. Он хорошо знал этот свой грех и, боясь сорваться, аккуратно прервал бессмысленную дискуссию. — Вот что друг мой… Вы храм наш знаете?

— Знаю, конечно.

— Я завтра раннюю литургию служу. Вот и приходите. Исповедуйтесь, причаститесь, а после службы мы подробно и поговорим об этих… как их…

— Трипсах.

— Вот, вот…

— Ну, нет, батюшка. В церковь Вашу я не пойду. Не моё это.

— Воля Ваша. А сейчас Вы меня простите. Спешу я.

К ним подскочила какая-то женщина.

— И чего привязался, старый осёл! Дай человеку пройти!

Старик что-то недовольно забубнил, а священник торопливо зашагал к своему дому.

Уже подходя к своей парадной, он вдруг вспомнил, как поздней осенью вечером они с матушкой Натальей спешили домой после Всенощной. И этот самый старичок вынырнул откуда-то из темноты и преградил им дорогу. Он был явно навеселе, и потому вёл себя особенно вальяжно. Свой знакомый жёлтый палец он поднёс почти к самому лицу священника и, подмигнув, произнёс:

— А Вам, батюшка, с женщинами — ни-ни!

Это было так неожиданно и так смешно, что Наташа не выдержала и прыснула. Отец Михаил тоже не сдержал улыбки, прижал к себе локоть жены, и увлёк её прочь от навязчивого старика.

Летний день, конечно, долог, но приближение вечера чувствовалось. Внутрь детской площадки, втиснутой среди пятиэтажек, солнце уже не попадало, хотя малышей здесь было ещё много. Скрипели старые качели, в песочнице было оживлённо, пронзительный детский плач смешивался с чьим-то заливистым смехом. Здесь же, не обращая внимания на сновавших между горкой и качелями малышей, несколько мальчишек постарше играли в футбол, перемежая со сквернословием смачные плевки. Марина, проходя между ними, ловко отбила подкатившийся под ноги мяч и влепила звонкую оплеуху пацану, выразившему своё недовольство откровенным матом. Тот даже опешил от неожиданности.

— Ты чего, ненормальная. что ли?

— Не фиг материться! Дети кругом!

Марина, не оглядываясь, проследовала к своему подъезду. Лестница была на удивление чистой. Стены, конечно, облупились, вдоль и поперёк на них пестрели чьи-то разноцветные автографы от признания в любви до откровенных ругательств. Марина поднялась