Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк Страница 26

И надо сказать, за оттачивание мастерства друзья принялись с гораздо большей охотой, нежели за вытаскивание убыточной социалистической экономики из глубокой… Впрочем, о проблемах, стоящих перед страной, никто из друзей не задумывался – музыка была несомненно важнее, потому что с помощью музыки можно было хоть как-то попытаться выбиться в люди, а вливаться в стройные ряды колхозных передовиков – ноль по массе, то есть здесь ты хоть разорвись пополам, все усилия пойдут псу под хвост, а толку не будет. И это понимали все, не только Лобзик с компанией.

Самая первая и всеми единогласно одобренная мелодия была, естественно, битловская. А разве могло быть иначе? Не копировать же повсеместно популярную Аллу Пугачёву или каких-нибудь тоскливых «Голубых гитар»! Лобзик с друзьями напрочь отвергали всё связанное с советской эстрадой и даже с только-только нарождающимся русским роком. Правда, Яшка несколько раз приносил на прослушивание добытые у знакомых магнитофонные записи «Аквариума», «Зоопарка», «Динамика» и «Весёлых ребят», но Лобзик и здесь резонно подвёл черту:

– Неплохо бацают пацаны… Но один к одному мы их песни исполнять не станем, значит, нечего их и слушать. Мы пойдём другим путём! Пиши, Яша, как обещал, стихи на музыку битлов! Для начала. А там, глядишь, и до «Пинк Флойда» доберёмся…

Яшка ничего тогда не ответил, лишь пожал плечами, однако послушно отправился слушать битлов, которых любил ничем не меньше, чем, скажем, недавно услышанный «Аквариум».

Но стихи на битловские песни почему-то не писались. Ливерпульская четвёрка заняла суровую круговую оборону. Дальше двух-трёх строчек дело не шло. Ни до поездки на картошку, ни во время полевых работ, когда даже сама природа намекала, мол, сядь спокойно у окошка деревенской избы, согрей душу стаканчиком-другим бабкиного самогона, погляди на моросящий за окном дождик, разверзший на много дней хляби небесные, и сочиняй потихоньку песенные тексты. Благо, кассетный магнитофон под рукой, слушай хоть сто раз подряд одну и ту же песню, пока рифмы сами собой не сложатся в кучку. А друзья – Лобзик с Галкой, Триха, Аноха и Петя будут тихо сидеть в стороне и дожидаться твоих стихотворных откровений, попивая тот же хозяйский самогон и не забывая при этом подносить тебе очередной стаканчик…

А друзья тем временем, не дожидаясь будущих шедевров, после двух-трёх тостов принялись напевать одну из наиболее любимых народом битловских песен, но уже с собственными пришедшими кому-то на ум совершенно бессмысленными словами:

Кант бай ми ло-о…

Я куплю себе весло!

Кант бай ми ло-о…

Врежу им тебе в сусло!..

Что такое сусло, никто в точности не знал, но это непонятное словечко хорошо вписывалось в задорную мелодию песни и придавало энергию её новому неожиданному содержанию. Более того, складывающаяся песня настолько понравилась, что уже назавтра её распевали хором в кузове грузовика, каждое утро отвозившего студентов на дальнее картофельное поле. А вскоре её запели все – не только участники будущей рок-группы, но и те, кто были с ними на картошке. Посмеивались и даже тайком крутили пальцем у виска, но пели. Все тридцать с лишним человек. Даже Яшка невольно подпевал, хоть и отнёсся с подозрительностью к этой бессмыслице.

После такого неожиданного успеха Лобзик ходил с высоко поднятой головой и горящими глазами, насмешливо поглядывал на погрустневшего Яшку, так и не продвинувшегося дальше двух-трёх строчек, однако ничего при этом не говорил. Друзья помалкивали тоже, лишь Петя философски изрёк:

– На каждый фрукт находится свой потребитель! И даже на такое сусло…

Это прозвучало не совсем понятно, но не оскорбительно, поэтому Яшка никак не отреагировал на слова Пети, лишь задумался о том, что и в литературном творчестве, как ни странно, успех приходит не к самым лучшим и выстраданным стихам, а к тому, что подано к столу вовремя и едва ли годится на что-то большее. Подобное «сусло» можно орать в полное горло только в кузове грузовика, когда тебя трясёт и подбрасывает на разбитых сельских дорогах, а из головы ещё не выветрился вчерашний хмель. Творения любимых Бродского, Мандельштама и Цветаевой едва ли будут распевать с подобным ажиотажем и в подобных условиях. Под какую бы мелодию их стихи ни распевали, даже под самую что ни на есть битловскую. Что же касается самого Яшки, то хоть он изначально и не ставил высокую планку для будущего текста, но даже её не сумел преодолеть.

Если понадобится написать что-то по-настоящему серьёзное и на музыку, не украденную у популярных рок-музыкантов, а на оригинальную, только что сочинённую, то он и стараться будет по-другому, а мелодия непременно вдохновит его на действительно замечательные и проникновенные строки. Жаль, что ему пока неоткуда взять такую мелодию…

Именно эта утешительная мысль не давала погрузиться в пучину безысходности и неверия в собственные литературные способности. Всё это временно, уверял он себя, нужно только набраться терпения и дождаться… Чего? Он бы и сам в точности не сказал. Хотелось поговорить о сокровенном и наболевшем с кем-то из близких друзей, но с Лобзиком, ясное дело, делиться этим невозможно, потому что ему, изначально запрограммировавшему себя на победу любой ценой, такие рассуждения были бы совершенно непонятными и лишними, да и при Галке, не отходившей от него ни на шаг, раскрывать душу было почему-то неловко. Всё-таки Яшка – какой-никакой мужик. Хоть и не альфа-самец, как некоторые, но и не последняя буква в греческом или любом другом алфавите… С Трихой или Анохой такое тоже не прокатило бы. Они первым делом предложили бы с готовностью начистить рожу кому-то из потенциальных обидчиков, но кто в данном случае обижал Яшку? Никто. Разве что изменчивая и высокомерная Муза, не пожелавшая преждевременно делиться с ним великими рифмами и тащить за уши на литературно-музыкальный Олимп с таким убогим материалом… Петя Булкин – он, может, и был ближе по духу, но тоже не вариант. У того свои тараканы в голове, и наверняка он что-то тайком сочиняет – это по косвенным признакам Яшка чувствовал. Может, те же самые песенные тексты на битловские мелодии. Хоть они друг другу по большому счёту не конкуренты, тем не менее пускать в свою творческую лабораторию чужака никому не хотелось. Даже если это и самый близкий друг.

Оставалось переживать в одиночку и, может быть, ещё раз серьёзно задуматься о своём будущем. А чем не повод? Новые обстоятельства вносили очередные коррективы в планы.

Что его ждёт? В тысячный раз твердил он себе: нужно реально