Тоннель - Яна Михайловна Вагнер Страница 25

положил ему сзади на шею ледяную ладонь, и показалось ему, что бежать сейчас никуда не надо, а напротив, нужно вернуться к машине, сесть, снять ботинки и ослабить ремень, а лейтенант пускай разбирается сам. И даже если сраного беглеца не удастся поймать, может, и ну его. Да пошло оно все, ей-богу. Ощущение было краткое, как приступ тошноты, и рассеялось почти сразу, когда он затряс головой и выпрямился. Впереди крикнули что-то, но на расстоянии слов было не разобрать. Догнал, понял капитан. Попался, сука, ну держись теперь. Он снял пистолет с предохранителя и, тяжело топая, побежал к началу тоннеля.

 

В трехстах метрах впереди человек в наручниках добежал до решетки, повернулся и прижался к ней спиной.

— Стой! — крикнул старлей и сразу почувствовал себя довольно глупо, потому что человек, которого он искал всю ночь и за которым гнался так долго, и так уже стоял, не двигаясь, и спрятаться ему было некуда.

Оба они выдохлись, промокли насквозь и еле держались на ногах, а у человека, стоявшего возле решетки, были к тому же скованы руки, до крови разодран локоть и разбита скула. Но смотрел он по-прежнему спокойно, без страха, и, похоже, снова собирался улыбнуться, и молодому лейтенанту показалось вдруг, что по какой-то необъяснимой причине он боится гораздо сильнее. Хотя в руке у него был пистолет, а у беглого арестанта не было ничего, кроме этой странной улыбки.

— Стой, — повторил он слабо.

— Слушай, — сказал человек в наручниках и в самом деле улыбнулся точно так же, как вчера, когда лежал на заднем сиденье патрульного Форда. — Ну чего ты за мной бегаешь? Тебе-то зачем это надо?

Развернуть и встать сзади, вспоминал лейтенант, и сопровождать, по возможности не меняя захвата. Идти быстро, подталкивая задержанного. Все это он проделывал много раз, и хотя руки у арестанта скованы были спереди, а не за спиной, задача все равно была нетрудная. Чтобы не дать ему снова сбежать в толчее, можно было воткнуть ему ствол между лопаток и дотолкать до машины. Но для этого нужно было подойти к невысокому избитому человеку вплотную, а крепкий молодой полицейский почему-то совершенно оказался к этому не готов.

— Капитан твой та еще сволочь, — сказал человек в наручниках. — Сам знаешь, ты же все видел. Ему сказали, он делает. Но ты-то не такой, а, старлей? Я не в обиде, я понимаю все, но давай ты сейчас просто отвернешься, и я уйду. Тебе ничего за это не будет, ты здесь не главный. Это наши с ним дела. Ты нормальный парень, я вижу, еще не запачкался, отпусти меня. Ну чего ты. Зачем тебе лезть в это говно? Отойди, лейтенант, — и шагнул вперед, по-прежнему улыбаясь.

И старлей инстинктивно, не думая, шагнул назад.

— Стой! — завопил он, задрал пистолет и прицелился. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 07:29

— Так, расступитесь, — сказала женщина-Мерседес. — Дайте пройти.

И опять почему-то сработало. Непроницаемая и недобрая толпа сразу как будто съежилась и присмирела, и большой некрасивой женщине с лицом лагерной охранницы (вот, подумал Митя, вот на кого она похожа, ну или на школьного завуча, хотя это одно и то же) не пришлось толкаться и повторять свою просьбу. Она просто прошла, куда ей было нужно, — к патрульному Форду, и заняла место на подножке, которое Митя уступил ей с огромным облегчением, а затем подняла светлые глаза и заговорила снова:

— Хорошо, я спрошу еще раз. Здесь было два полицейских. Где они? И кто. Включил. Сирену?

Уверенный раздраженный женский голос — могучее средство, способное даже взрослых на мгновение превратить в дошкольников, которых застукали за чем-то недозволенным и вот-вот возьмут за ухо. Эффект, разумеется, обычно недолгий, но первый импульс всегда один и тот же — оправдаться, как можно быстрее снять с себя обвинение. Поэтому даже те из собравшихся, кто понятия не имел о судьбе капитана и старлея, а уж при включении сирены тем более не присутствовал, под этим холодным взглядом почувствовали одинаковые смущение и вину, примолкли и принялись переглядываться.

— Полицейских ваших сами ищите, — громко сказала вдруг мама-Пежо своим пионерским голосом. — Толку от них все равно никакого. А сирену включила я!

Женщина-Мерседес посмотрела вниз со своей подножки. Мама-Пежо задрала подбородок. На щеке у нее была свежая царапина, видимо полученная в недавней толчее, кудряшки совсем размотались.

— Ну и зачем же вы это сделали? — спросила женщина-Мерседес спокойно.

Контраст между ними, конечно, был поразительный. Светловолосая великанша с тяжелой челюстью и низенькая пухлая мамочка из родительского комитета. Господи, они как Гэндальф и Бильбо, подумал Митя и отвернулся, чтобы не засмеяться. Момент для смеха был сейчас совсем не подходящий. Но он не выспался, страдал от похмелья (пиво у Патриота было паршивое, да еще без закуски) и, чего там, в самом деле здорово только что перетрусил. По-настоящему, всерьез, и нервы начинали сдавать.

— По крайней мере, — заявила мамаша-Пежо, — мы все собрались в одном месте. И можем теперь обсудить ситуацию.

— Это было очень глупое решение, — сказала женщина-Мерседес. — Глупое и опасное. Вы чуть не создали давку.

— Я хотя бы что-то сделала, — ответила мама-Пежо, нимало не смущенная. — А то бы мы так и сидели, ожидая неизвестно чего. Хватит! Сколько можно сидеть и ждать? И вообще, вы-то кто такая? С чего вы взяли, что можете здесь распоряжаться?

На это женщина-Мерседес не ответила ничего. Она просто перевела взгляд повыше и перестала видеть нахальную выскочку. Вычеркнула ее из реальности.

— Есть все основания предполагать, — продолжила она веско и холодно, снова превращаясь в начальника лагеря или завуча старших классов, аудитория которых бесправна и не перебивает никогда, — что мы пробудем здесь еще какое-то время. Я пока не знаю, как долго. Но хаос необходимо прекратить немедленно. Хаос опасен всегда, а в замкнутом пространстве — особенно. До тех пор, пока не придет помощь, мы должны вести себя спокойно и разумно. Восстановить порядок, определить правила. И для начала нужно выяснить, сколько нас. Составить полный список всех, кто находится в тоннеле, чтобы никого не пропустить, это важно.

Надо было отдать ей должное: звучала она уверенно и строго, а на подножке патрульной машины смотрелась так, словно там и родилась. Словом, Ленин из нее получился гораздо более удачный, подумал Митя с невольной ревностью и тут же этой ревности устыдился. Лет сто назад эта адская баба наверняка посылала бы в бой отряды, расстреливала предателей революции, выбивала из крестьян зерно и ходила бы затянутая в кожу и с наганом, или что у них там было, маузеры? Так, всё, надо поспать. Вытащить Аську из кабриолета, найти Сашу и запереть обеих в Тойоте до тех пор, пока этот цирк не закончится.

— Я буду записывать, — сказала женщина-Мерседес, достала из-за пазухи довольно крупный бумажный блокнот и помахала им в воздухе. — Подходите по одному. Только водители, без пассажиров. Толпиться не надо. От каждой машины — один человек, который называет всех. Имя, фамилия, возраст, профессия. Марка и номер. Все, кого записали, возвращаются к своим автомобилям. Спокойно, без спешки.

Она уселась в продавленное капитанское кресло, уложила блокнот на массивные колени, щелкнула ручкой и поманила к себе кого-то из тех, кто оказался поближе, — по-чиновничьи равнодушно, не поднимая глаз. И этот