Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин Страница 25

«Монолог» старушки немного успокоил меня.

5 августа. Сегодня обошла весь поселок. Бедности не заметила, но грязищи… Я вспомнила избитую сентенцию: «Чистота — залог здоровья» — и тяжело вздохнула. О чем же здесь думают некоторые женщины? Кажется, им ни до чего нет дела, лишь бы ребенок был сыт.

Почти ни в одном доме нет форточек. Была, говорят, баня, но весной развалилась. Стыдно писать, но что поделаешь: здесь нет уборных…

Дом бабушки Ирисбике — это о ней говорила нарядная девочка — выделяется среди других: он поставлен на фундамент, стены выложены ровно, окна большие, высокая шиферная крыша. В доме светло, воздух чист. Пять чистых беленых комнат: спальня, кухня, столовая, детская, гостиная. Двор огорожен саманным дувалом. Перед окнами растут три куста молодой джиды. Не видно никакого хлама, все прибрано, уложено, каждая вещь на своем месте. И все это заслуга бабушки Ирисбике.

Мы долго разговаривали. Ирисбике много лет жила в городе. Любовь к младшему сыну привела ее в эти края. Сын здесь нашел свое счастье. Она привезла с собой городскую культуру. К счастью этой старухи, ее сноха оказалась умницей. Много ли на свете семей, где свекровка и сноха живут в согласии?!

А здешние аульные бабы их не любят, некоторые даже терпеть не могут бабушку Ирисбике. Ну что ты скажешь!

10 августа. Встала на учет. Секретарем комитета комсомола оказался Толеу Баймаханов, тот самый учитель, с которым я ехала. Тогда он был одет, что называется, с иголочки. А сейчас неузнаваемо изменился. Ходит в грязном засаленном кителе, на ногах стоптанные сапоги. А как оброс! Наверно, с неделю не брился. Когда я намекнула ему на неряшливость, он ответил:

— Для аула сойдет, да и парикмахерской здесь нет, — и прибавил не без яду: — Это же ваш участок работы, может быть, похлопочете, чтобы ее открыли.

Я не осталась в долгу:

— Не стану напоминать, что вы педагог, напомню, что вы мужчина и потому вам не мешало бы иметь собственную бритву.

Потом с горечью заговорила о невежестве, предрассудках и бескультурье.

Секретарь раздраженно сказал:

— Недаром говорят: «Кто языком жнет, у того поясница не болит». И до вас немало энтузиастов да романтиков побывало в этих богом забытых песках. Но через несколько месяцев они бежали без оглядки… Не у каждого все легко получается.

— Вы вспомнили народную пословицу, я тоже хочу вам ответить старой пословицей: «Безвольный человек во всем уповает на всевышнего».

Секретарь побагровел. По его взгляду я поняла — будь я мужчиной, не миновать драки. Меня его злость развеселила.

Но по дороге я опомнилась и пожалела о ссоре. «Что же я наделала? Зачем оскорбила человека? Еще один недруг…» Но что-то мне подсказывало — все правильно, так ему и надо! Тоже мне — вожак молодежи. Пусть только попробует мешать.

На этой усадьбе, работают и живут и коммунисты, и комсомольцы. Разве это не сила? Одних учащихся — больше ста. Учителей — семь. Десяток механизаторов. Здесь есть клуб, изба-читальня, отделение связи, метеорологическая станция. Вся беда, на мой взгляд, в том, что многие здешние люди пассивны, некоторые из них вообще не имеют права быть комсомольцами. Здешние специалисты — некоторые — превратились в деляг, они знают только свою работу, дальше хоть трава не расти… Клубы существуют ради формы, там нет никакой работы… Как все это досадно и больно!

Взять хотя бы бабушку Ирисбике и ее сноху. Они гордятся своим домом, а до остальных им никакого дела нет. Разве так можно?! Неприязнь, вражда. Меня тоже успели прозвать кирпи-кыз[56].

17 августа. Познакомилась с управляющим Булебаем Удеркуловым. Видимо, ему уже за пятьдесят. Выглядит почти квадратным. Глаза навыкате, усы жиденькие. Жара, а он в телогрейке и ватных брюках. На голове малахай. Насыпав большую порцию насыбая за губу, он предупредил меня.

— Шпешу. Ешли можно, покороче…

Из-за насыбая он «с» произносит как «ш».

Я не спешила. Подробно рассказала ему о своих невеселых впечатлениях, поделилась мыслями о том, как изменить положение. Слушая меня, управляющий не переставал считать на старых, страшно засаленных счетах.

— Доченька, вше это правильно. Но ты еще не жнакома ш экономичешкой штороной дела. Пойми, что мне нужно в первую очередь штроить не баню, а кошару на тридцать тышач овец. Люди могут дома нагреть воды и вымытьшя. А школько овец можно помештить в ижбе? — Он выплюнул насыбай и заговорил без «ш». — Вот ты сказала, что людям приходится смотреть кино, сидя на земле. Но ты же видишь: здесь не растет ни одной палочки. От нашего района до областного центра пятьсот верст, а от нас до райцентра — двести. Вот ты и посчитай. Бревен и досок, которые мы добываем прямо-таки через силу, еле-еле хватает на каркас для кошар — на двери да косяки. Не обеспечим — начнется падеж. Кто пойдет под суд? Конечно, я.

Я слушала его и думала, что передо мной не современный руководитель-хозяйственник, а страшный скряга Карабай, чье имя стало нарицательным в народе. Мне стало жутко. Он думает так: если скот погибнет — Удеркулов пойдет под суд, а если человек умрет — похоронят — и все.

Управляющий дал понять, что разговор окончен, и принялся снова считать и записывать цифры в истрепанный грязный блокнот.

Возмущению моему не было предела. Чтобы хоть как-нибудь досадить этому толстому, с бычьей шеей, человеку, я спросила:

— Почему в вашем доме такая грязь?..

— Что, что? Что ты говоришь? — спросил он таким ошалелым голосом, будто его только что разбудили.

Я как можно спокойнее рассказала ему обо всем, что видела у него в избе.

На какое-то время управляющий растерялся.