Конвой - Станислав Васильевич Вторушин Страница 22

— А ты что?

— Стукнул его по носу. Он, как кровь увидел, на меня кинулся. Но я ему хорошо дал.

— И правильно сделал, — одобрительно сказал Иван Спиридонович. — За свою семью у каждого должна быть гордость, — он тяжело вздохнул и спросил: — Долгопятова не видел?

— Только что его обогнал, сюда идет, — сказал Санька.

Иван Спиридонович уже услышал в сенях шаги. Тяжело перевалившись через порог, в дом вошел Долгопятов. Увидев босого приятеля, участливо спросил:

— Устал?

— Отдохнул уже, — Иван Спиридонович сунул ноги в тапочки и кивнул в сторону дивана: — Садись.

Долгопятов сел на краешек и повернулся к Ивану Спиридоновичу, ожидая новостей. Тот горестно вздохнул и, разведя руки, сказал:

— Плохие у меня вести. Лучше бы и не ездил.

— Отказали? — спросил Долгопятов, нахмурившись.

— Отказали, — кивнул головой Иван Спиридонович.

— Я тут вчера с Васькой Ермолаевым разговаривал, — Долгопятов посмотрел сначала на Саньку, потом на Ивана Спиридоновича. — Он вместе с Савельевым в автобазе работает. И знаешь, что Васька предложил? Перегородить дорогу машинами в «воротах».

Иван Спиридонович замер. Он сам просил Савельева остановиться у этих «ворот». И ему тогда показалось, что лучшего места для того, чтобы заблокировать колонну, на всей трассе не найти.

— Как перегородить? — спросил Иван Спиридонович, сглотнув неожиданно возникший в горле ком.

— Поставить между двух скал КАМАЗ-длинномер, за ним еще несколько машин, и дорога будет заблокирована.

— Конвой эти машины за двадцать минут растащит, — разочарованно заметил Иван Спиридонович.

— Смотря сколько их будет, — сказал Долгопятов.

— А что если там знак дорожный поставить? — подал голос молчавший все это время Санька.

— Какой знак? — не понял Долгопятов.

— Такой, который бы запрещал проезд в город заключенным, — Санька аж просиял оттого, что ему в голову пришла подобная идея.

Иван Спиридонович с удивлением посмотрел на мальчишку. И эта мысль возникала у него, когда он останавливался около «ворот». «Неужели мы все трое думаем одинаково?» — пронеслось у него в голове.

— Им этот знак что мертвому припарка, — сказал Иван Спиридонович, скорее для того, чтобы выслушать возражения друзей. В таких возражениях иногда проскальзывает истина.

— Ну, не скажи, — покачав головой, произнес Долгопятов. — Проедут знак, значит, проигнорируют предупреждение. Ты вот что, — он подвинулся поближе к Ивану Спиридоновичу. — Собирайся и иди в Дом культуры к Косте Клименко. Ты его хорошо знаешь, он тебе любой плакат нарисует.

— Прямо сейчас, что ли? — удивился Иван Спиридонович.

— А когда же? — развел руками Долгопятов. — Они вот-вот зэков привезут. Может, мне с тобой пойти?

— Сходить-то я и один смогу, — сказал Иван Спиридонович. — Только будет ли толк? Костя Клименко такие деньги за этот знак запросит, что нашей с тобой пенсии за весь год не хватит.

— А ты сначала узнай. Может, он и задаром сделает. Садись и пиши текст. Тебе помочь?

— Сам справлюсь.

Настырность Долгопятова начала раздражать Ивана Спиридоновича. Он встал, достал из шкафа чистые носки, неторопливо натянул их на ноги. Вытащил из футляра электробритву, повертел в руке и положил около зеркала. Потом заглянул в рукомойник, проверил, есть ли в нем вода. Делал он все это нарочито медленно, словно пытался оттянуть неотвратимо приближающуюся развязку всей борьбы. Он не видел возможности выиграть ее.

Больше всего он боялся встретиться глазами с теми, кого заставлял ставить подписи под своим обращением. Люди подписывались, надеясь на него. Так может ли он обмануть их? Если это случится, они перестанут верить всему. «Но что я могу сделать один против бездушной и безжалостной государственной машины? — с безнадежным отчаянием думал Иван Спиридонович. — Погибнуть? Стать символом?» В глубине души он был готов уже и на это.

Иван Спиридонович повернулся и встретился глазами с Санькой. Тот смотрел на него с восхищением. Он понял, что Санька видит в нем героя. И этот искренний детский взгляд окончательно добил Ивана Спиридоновича. Он окончательно осознал, что все пути отступления отрезаны. Надо идти вперед до конца.

— Сейчас достану бумагу и напишу, — отводя взгляд от Саньки, сказал Иван Спиридонович. И, глядя на Долгопятова, добавил с отчаянием: — Не стой над душой, пожалуйста.

Долгопятов удивленно посмотрел на него и вышел. Вместе с ним убежал и Санька. Иван Спиридонович, проводив их молчаливым взглядом, достал из шкафа листок бумаги, сел за стол и, задумавшись на минуту, вывел крупными буквами: «Стой! Проезд в Рудногорск с заключенными категорически воспрещен!» Откинулся на спинку стула, перечитал написанное и добавил: «Комитет защиты города». Затем надел чистую рубашку и направился в Дом культуры.

Костя Клименко рисовал в своей мастерской рекламу нового американского эротического фильма. На большом плакате была изображена красотка, у которой ветер, задрав подол, обнажил голый зад. Она останавливала на шоссе машину. Красотка так увлеклась этим, что не замечала шалостей ветра. А может, наоборот, радовалась им. Костя был увлечен работой. Он подходил к рекламе, вдохновенно делал мазок, отходил на несколько шагов и, прищурившись, смотрел на красотку. По всему было видно, что он влюблен в нее как Пигмалион в Галатею. Костя не хотел, чтобы в этот миг вдохновения ему кто-то мешал, и делал вид, что не заметил вошедшего в мастерскую гостя. Иван Спиридонович с минуту наблюдал за художником, потом, не вытерпев, спросил:

— И долго ты будешь малевать этот срам?

Костя, несколько лет назад работавший учителем рисования в школе, обиделся.

— Вы же знаете, Иван Спиридонович, что я даже в рекламе не терплю халтуры, — вытерев кисть и положив ее на стол, сказал он. — Если ты профессионал, то должен быть профессионалом во всем.

Иван Спиридонович стоял около прислоненных к стене листов деревоплиты. Он увидел их, как только приоткрыл дверь мастерской. Всю дорогу, пока шел к Косте, думал, где взять щит, на котором можно было бы написать предупреждение о запрете въезда в город. А тут и думать не надо было, требовалось только найти соответствующий подход к художнику.

Костя, сделав шаг в сторону, снова посмотрел на красотку, потом повернулся к Ивану Спиридоновичу и сказал:

— Я вас слушаю.

Тот решил говорить без всяких околичностей, в таком деле они могут только помешать.

— Ты слышал, что у нас строят колонию строгого режима? — спросил он.

— Кто-то говорил, — равнодушно ответил Костя и