Выходное пособие - Лин Ма Страница 21

Секретарша принесла нам дымящийся жасминовый чай в изящных фарфоровых чашках.

За чаем Блайз повела светскую беседу. У нее это прекрасно получалось: по-дружески, но в то же время по делу. Она рассказала обо мне какие-то пустяки так, что я выглядела умной и компетентной. Затем поинтересовалась успехами дочерей Эдгара и Балтазара, которые учились в престижной школе, где говорили только по-английски.

— Как продвигается их английский? — поинтересовалась она.

— Ай-йя. Так себе. Но они должны у вас учиться, — пошутил Эдгар. — Мой английский, как это у вас говорят, хромает.

Мы вежливо засмеялись. Блайз улыбнулась.

— У вас превосходный английский. Они должны учиться у вас, — сказала она Эдгару, восстановив таким образом баланс.

Беседа постепенно перешла в деловое русло. Эдгар рассказал нам об итогах года, которые оказались значительно лучше, чем ожидалось. В следующем году они собираются увеличивать производство на двадцать процентов, в первую очередь за счет канцтоваров и подарочных наборов, которые требуют ручной работы.

— Мы надеемся очень скоро выйти на полную мощность по канцтоварам и подаркам, — сказал Эдгар.

— Рынок изменился, — согласилась Блайз. — Если зайти в какой-нибудь сетевой магазин вроде Barnes & Noble, видно, что отдел канцтоваров и подарков становится все больше и больше. Журналы, настольные игры, наборы для творчества — такое ощущение, что люди больше не читают книг.

— Сейчас все перешли на электронные книги, — сказал Эдгар.

— Библии — это хороший бизнес. На них всегда есть спрос. — Балтазар говорил по-английски не так бегло, как Эдгар, с сильным акцентом и иногда запинаясь.

Мы закончили пить чай. Наконец Эдгар обратился ко мне.

— А теперь Балтазар проведет вас по фабрике, — объявил он.

Балтазар встал и любезно улыбнулся. Я пошла за ним. Мы прошли через вестибюль в цех. Типография была огромной; она помещалась в многоэтажном кирпичном здании с большими окнами. Оборудование впечатляло, но разобраться в нем было невозможно — какая-то мешанина рычагов, тросов и кнопок. В цеху было жарко и влажно; машины громко гудели и стучали. Рабочие в синих комбинезонах и наушниках с любопытством посматривали на нас.

Балтазар объяснил, что у них есть не только офсетные листовые машины, но и семь рулонных ротационных, на которых обычно печатались газеты и журналы.

— И, конечно, ваши бесценные Библии, — сказал он с едва заметным ехидством, но подтекст был вполне понятен: мы тут печатаем знаковый текст вашей христианской европейско-американской культуры, пропагандируя этим вашу идеологию, а вы и ваши клиенты все время торгуетесь, требуете, чтобы мы печатали как можно быстрее, а сами урезаете нам бюджет.

Балтазар улыбнулся. Он указал на гигантскую ротационную машину, объяснил принцип ее работы, рассказал, сколько оборотов в секунду она делает. Я пыталась все это записывать. Он сказал, что только у нескольких типографий в Китае есть разрешение, чтобы печатать Библии, и все равно нужно соблюдать определенные правила.

— Какие? — спросила я.

— Ну, например, если на задней странице обложки есть какие-то — как это называется? — справочные карты, то Тибет и Китай должны быть закрашены одним цветом. Иначе власти запретят отправлять ее заказчику. То же и с Тайванем, и с Гонконгом. Все они должны быть того же цвета, что и Китай. Вы знаете, мы ведь все одно целое, — сказал он с легкой ухмылкой.

— Так что же, властей интересует только политическая сторона дела, а не религиозная?

Балтазар загадочно улыбнулся.

Мы пошли дальше. Он показал мне темное помещение с контролируемой влажностью, где хранились картонные книжки для малышей, чтобы высыхающий клей не покоробил страницы. Он открыл дверь, щелкнул выключателем и продемонстрировал ряды детских книжек с картинками, стоящие на деревянных палетах.

— О, «Очень голодная гусеница», — сказала я, указывая на одну из стопок.

— Да, пользуется большой популярностью, — подтвердил Балтазар. — Мы много раз ее переиздавали.

Когда мы собирались выходить, он спросил:

— Скажите, а почему она так популярна в Америке?

Я пожала плечами.

— Мне кажется, таким образом дети учатся считать. Они могут сосчитать все те яблоки, которые съела гусеница.

— Гусеница очень жадная, — мрачно сказал Балтазар. — Она съела всю еду и ни с кем не поделилась. Разве это хороший пример для детей? Есть без всякой… — он запнулся, подыскивая слово, — без всякой совести?

— Американские дети очень жирные, — пошутила я, хотя и знала, что он имеет в виду совсем другое.

— Да, — согласился он и оставил эту тему. Потом выключил свет и закрыл дверь.

Я знала об аутсорсинге ровно столько, сколько рассказывали в колледже на лекциях по экономике. Сначала производство из США переместилось в Мексику, в макиладоры, которые нанимали рабочих, готовых работать за меньшие деньги, чем американцы. Без пошлин, без налогов. Это было в 80-е и 90-е. Потом часть этого производства отправилась в Китай, где рабочая сила стоила еще дешевле, настолько, что это окупало даже расходы на транспортировку, несмотря на возросшую цену на нефть. А еще через несколько лет производство переместится еще куда-нибудь, в Индию например, в любые страны, где рабочие за копейки будут готовы выпускать айпады, игрушки для McDonald’s, скейтборды, американские флаги, кроссовки и кондиционеры. Американские бизнесмены будут приезжать в эти страны, посещать фабрики, контролировать производственные процессы, пробовать местную кухню, а останавливаться в самых лучших отелях, построенных специально для них.

И я была частью этого процесса.

Рабочие добродушно посматривали на меня, когда мы проходили мимо. Я хотела им улыбнуться, но это было бы похоже на снисходительность. Я не знала их. Не знала, чем они занимаются и чем живут. Я просто шла по своим делам. Просто делала свою работу.

Через большие окна можно было видеть соседние здания. Некоторые из них выглядели как жилые комплексы, на окнах были кондиционеры в ржавых потеках, а на сушилках висели ночные рубашки. Я подошла ближе к окнам. Несмотря на заводской шум, я услышала обрывки китайской поп-музыки и пекинской оперы, которую любила слушать моя бабушка. Музыка доносилась из этих зданий.

— Что это? — спросила я, указывая на здания.

Балтазар проследил за моим взглядом.

— Здесь живут рабочие, — сказал он. — Они возвращаются в свои родные города только на китайский Новый год. Типография закрывается на две недели. Большой праздник. — Потом он внимательно посмотрел на меня, будто только что меня увидел. — А вы отмечаете китайский Новый год?

— Я ем юэбины[2], — уклончиво ответила я. — Это считается?

— Ах, юэбины, — Балтазар опять улыбнулся загадочной улыбкой.

Теперь мы шли через помещения, где переплетали книги. Он показал мне машины для брошюровки, машины для прошивки переплетов, машины для приклеивания корешков. Ими всеми управляли рабочие в комбинезонах, наушниках и защитных очках. В воздухе висела бумажная пыль.

— Вы говорите по-китайски? — спросил Балтазар.

— Да, я говорю по-китайски, — коротко ответила