Тусовщица - Анна Дэвид Страница 20

Потом в определенный момент становится ясно, что он отвешивает комплименты по поводу всего, что касается меня, и наша беседа начинает уже походить скорее на свидание, чем на интервью.

— У меня нет ни братьев, ни сестер, а у вас, красавица? — парирует Кейн на мой вопрос: единственный ли он ребенок в семье или нет, и, хотя мне не очень приятно ему отвечать, я также быстро указываю на то, что читателям «Эбсолютли фэбьюлос» совершенно наплевать на мою личную жизнь, поэтому нам лучше сконцентрироваться сейчас на его.

— Слушайте, да не переживайте вы так из-за своей статьи, — успокаивает меня Кейн. — Обещаю, она получится классной.

— Но мы даже еще не обсудили ваш первый альбом, — протестую я.

— Слушайте, у меня есть идея, — вдруг довольно резко заявляет Кейн. — Почему бы вам не закончить это интервью у меня дома?

— Правда? — Брайан говорил мне, что Кейн не пускает домой репортеров.

Кейн бросает взгляд на дверь, потом снова переводит его на меня.

— Я не люблю, когда ко мне домой таскаются оравы фотографов и репортеров, но вы вполне можете прийти, — говорит он. — Думаю, тогда ваша статья будет гораздо лучше.

И, глядя, как он лежит на спине, задрав одну коленку на другую, весьма довольный собой, я быстро взвешиваю в уме все за и против. За: я могу написать офигенную статью, и тогда Брайан и все остальные просто обалдеют, что мне лично удалось убедить Кейна дать мне интервью на дому. Против: может, он насильник. Но это маловероятно. Дополнительное против: возможно, это очень непрофессионально. Думаю, Синтия Джордан, моя коллега из «Эбсолютли фэбьюлос», очень серьезная девушка, строго следующая правилам, вероятно, прямиком направилась бы из гостиницы в центр жалоб на сексуальные домогательства, вздумай Кейн предложить ей брать у него интервью, лежа рядом с ним на кровати. И тут же понимаю, как я не люблю Синтию и какая у нее серая жизнь.

— Когда и в какое время? — спрашиваю я.

— Завтра в семь часов вечера, — быстро отвечает он. И, мельком взглянув в направлении двери, добавляет: — Солнышко, только не говори ничего Джанет. Давай я дам тебе адрес, и мы сами спланируем завтрашнюю встречу?

Распрощавшись с Кейном — поцелуй в обе щеки под грозным взглядом Джанет — и проходя через вестибюль, я решаю, что неплохо было бы сейчас выпить «Отвертки». На работу сегодня все равно можно не возвращаться: Брайан предложил мне сразу же после интервью отправиться домой и заняться статьей, — да и, по правде сказать, я немного горжусь собой после того, как мне удалось выбить повторное интервью у Кейна. У меня в голове уже проносятся мысли, что мы с Кейном вполне можем влюбиться друг в друга, а потом, во время обеденных вечеринок в нашем загородном английском поместье (ну, или в особняке в Испании, о котором он упоминал неоднократно во время интервью), будем развлекать другие пары и вместе смеяться над тем, как мы познакомились, когда я брала у него интервью, работая репортером в «Эбсолютли фэбьюлос».

Я подхожу к бару и чувствую, как меня трогают за плечо.

— Кажется, это Амелия Стоун, — слышу я безупречный английский выговор, принадлежащий Тиму Бромли. Он хватает меня за руку и целует в обе щеки. Мне сегодня чертовски везет на англичан.

— Амелия, это Джон Дэвис, — говорит Тим, показывая на малоприятного седоватого типа с пузом. Мы с Джоном обмениваемся рукопожатием, и Тим жестом предлагает мне присоединиться к ним у стойки.

Тим заказывает для меня у официантки «Отвертку», но, прежде чем я даже успеваю сказать, что это именно то, что я хотела, он говорит с восхитительной британской сардонической интонацией в голосе:

— Возможно, внешне Джон не производит впечатления, но это ошибочно.

Джон добродушно улыбается Тиму.

— Ух, ты! Спасибо, Тим. — Для меня он слишком американский, некрасивый и староватый, чтобы мне было хоть какое-то дело до его слов, пока он не замечает: — Слышали бы вы, как Тим отзывается о людях, не подписывающих его чеки. — И я дружелюбнейшим образом улыбаюсь Джону.

— Это правда. — Тим пожимает плечами и подмигивает мне. Когда вам подмигивает страшилище, это уродливо. Если же это делает очаровательный англичанин, то просто обворожительно. — Возможно, Джон и кажется несколько приземленным — да так оно и есть: сидит тут, квасит со мной — но не дайте себя одурачить. Он же издатель «Чэт».

Издатели — скучнейшие люди, и я скорее съем метлу, чем приму приглашение пообедать с издателем «Эбсолютли фэбьюлос», когда он приедет из Нью-Йорка, — но они — клиенты Английского банка.

— Вы приехали из Нью-Йорка, Джон? — спрашиваю я. И добавляю игривым тоном: — Или мне следует обращаться к вам «мистер Дэвис»?

Джон улыбается, настаивает на том, чтобы я называла его исключительно по имени, и пускается в какую-то историю о фильме, который он смотрел в самолете, пока летел сюда. Я замечаю, что Тим одобрительно внимает нашему с Джоном диалогу, и внезапно испытываю благодарность к Джону за то, что он сейчас здесь. Что-то такое я помню еще со школы, что мужчине можно понравиться, если сойтись с его друзьями или если продемонстрировать на публике свое чувство юмора и умение флиртовать. В присутствии двух людей я чувствую себя спокойнее, чем наедине с кем-то, так как боюсь, что мне просто не о чем будет говорить с человеком. И, слушая, как Джон рассказывает про очередной фильм, который он смотрел прошлой ночью у себя в номере — этот явно неравнодушен к кинематографу и, вероятно, смотрит все подряд, — я думаю о том, насколько уютнее я чувствую себя в присутствии Тима теперь, чем во время нашей первой встречи. На мне будто до сих пор защитная маска приятного внимания Кейна, я чувствую себя воплощением Сексуальной Женщины, Которая Регулярно Отражает Выпады Своих Интервьюируемых.

И тут, будто прочитав мои мысли, Тим спрашивает:

— А что же привело вас сегодня в «Эрмитаж»?

Клянусь, даже самые банальные вопросы из его уст звучат просто очаровательно.

— Ну вообще-то я брала интервью у одного музыканта — отвечаю я и, оглядев бар и удостоверившись, что Кейна и его брюзгливого менеджера нигде не видно, но все равно понизив голос, начинаю рассказывать про свою сегодняшнюю встречу, не опуская таких подробностей, как приглашение в постель и предложение продолжить интервью завтра у него дома.

— Ну вы даете! — восторженно