Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин Страница 2

назло своему американскому конвоиру… На траверзе мыса Сан-Висенте гармонь стихла, и «Фокстрот» неожиданно ушел под воду. Больше коммандер Шелфорд его ни разу не увидел и не услышал, как ни напрягал он свою гидроакустическую электронику. Субмарина исчезла, растворилась в бездонных глубинах бескрайней Атлантики. Только потом, спустя месяц, узнал он в родном Норфолке, что русский командир, застопорив под водой все шумящие механизмы, дал подводному течению втянуть свою субмарину в устье пролива, а там, пристроившись под днище панамского супертанкера, вернулся в Средиземное море, откуда его выставил фрегат Шелфорда.

Самое страшное в русских – это непредсказуемость.

Всякий раз, когда он думал о советском ВМФ в целом, он представлял себе именно этот «Фокстрот» и его забубенного командира в черном лагерном ватнике и мятой белой фуражке. И эта выходка с маркировкой причала – в его духе (конечно же, он давно на пенсии, если не погиб и не спился).

Но шутки в сторону, господа! Взгляните на карту. Найдите Кольский полуостров. Видите, как похож он на медвежью лапу? Это самая мощная лапища Русского Медведя, занесенная над Скандинавией, над Европой, над Мировым океаном. Его когти – атомные подводные ракетоносцы – пока что втянуты в извивы гранитных фиордов. Но если Медведь рассвирепеет, удары этой лапы дотянутся до Нью-Йорка и Иерусалима, Чикаго и Парижа, Сан-Франциско и Лондона, Детройта и Марселя… Все эти города находятся в «зоне ответственности» Краснознаменного Северного флота. В зоне, господа, в зоне…

Часть первая

Северодар

Глава первая. День первого солнца, или Последняя торпеда

1. Башилов

Если бы я знал, чем станет для меня этот хмурый мартовский день, я бы запомнил его во всех мелочах. Но мелочи забылись. Осталось главное – этим утром мы грузили боезапас в корму. Говоря проще, засовывали торпеды в кормовые аппараты своей родной Б-410. Дело это весьма ответственное и столь же нудное. Играют боевую тревогу: «По местам стоять! К погрузке боезапаса!» Задраивают все люки, отдают носовые швартовы, и лодка, выбросив фонтан брызг, притапливает нос так, что якорный огонь уходит под воду и брезжит оттуда тусклым пятном, а рубка смотрит лобовыми иллюминаторами прямо в черную глубину, будто субмарина тщится разглядеть там что-то. Острохвостая корма ее при этом поднимается из воды, обнажая сокровенные ложбины волнорезных щитков. Щитки вместе с наружными крышками торпедных аппаратов втягиваются внутрь легкого корпуса, и тогда ощериваются алые жерла торпедных труб. В них-то и надо засунуть нежную смертоносную сигару длиной с телеграфный столб. Для этого нужны ясная погода, понтонный плотик, крепкие руки и точный глазомер. Все это было, но, как назло, заела крановая лебедка, и торпеда зависла над узкой щелью меж пирсом и корпусом. И старший помощник командира капитан-лейтенант Симбирцев пожелал много нехорошего капризной лебедке, бестолковому матросу-крановщику и его маме…

Мы смотрели на злополучную торпеду, как она, покачиваясь на тросе, поводит тупым рылом то в сторону лодки, то в сторону плотика со страхующими минерами. И когда на причале появилась женщина в красном полупальто, все по-прежнему не отрывали глаз от торпеды, будто завороженные ее плавными поворотами. Но я нечаянно обернулся.

Она прошла шагах в десяти, не заметив нашей опасной суеты, не видя нас и не слыша ни ревунов крана, ни яростных матюгов минера, понукавшего зависшую торпеду, ни воя сирены застрявшего в тумане буксира.

«Опасно! Опасно! Опасно!» – кричали красный сигнальный флаг «Наш» над рубкой, алый низ вздыбленной кормы, оранжевый жилет страхующего матроса, красная боеголовка зависшей торпеды. И красное полупальто незнакомки било в глаза все тем же тревожным цветом.

Бывает красота неяркая, мягкая; бывает броская, вызывающая, хищная. Она была безоговорочно, упоительно красива – не отвести глаз. И даже зависшая на тросе торпеда, казалось, поворачивала ей вслед удивленную тупую морду.

Она шла легко, горделиво неся бремя своей красоты. Узконосые сапожки на тонких каблуках переступали через обледеневшие швартовы, через втаявшие в снег кабели зарядных трасс, через отдраенные морозом рельсы железнодорожного крана…

Она шла мимо ржавых торпедоболванок, мимо черных фидерных ящиков, заиндевелых баков лодочных аккумуляторов, кряжистых чугунных палов, мимо торчащих из постовых тулупов автоматных стволов, которыми, сами того не желая, провожали ее вахтенные у трапов подводных лодок…

Она шла, и фиолетовое пламя сварки вспыхивало в бриллиантовых, должно быть, сережках. Она попадала в тень – и превращалась в прямой строгий силуэт, она пересекала луч прожектора – и вокруг нее загорался неверный ореол неверного света, искрился мех воротника и шапки; и снова она гасла, становясь стройной быстрой тенью. Она исчезала в дымах и парах гудящего подплава, чтобы тут же возникнуть из белесого облака, из провальной тени, из клока не рассеянной ртутными лампионами ночи.

Она шла мимо дремлющих у причалов лодок, и черные узколобые черепа рубок впивали в нее желто-электрические зрачки лобовых иллюминаторов. И странно, и радостно, и тревожно было видеть ее среди морского военного смертоносного железа, видеть шествие женщины в исконно мужском запретном мире.

– Ну что, Сергеич, – перехватил мой взгляд старпом, – работаешь в режиме АСЦ?

АСЦ – это автоматическое сопровождение цели. Шутка мне совсем не понравилась. Но я напустил на себя вид бывалого волокиты и спросил как можно небрежнее:

– Кто такая?

– Людка Королева. Начальница над гидрометеомутью…

«Людка» – резануло слух, но зато фамилию Симбирцев произнес – или мне послышалось? – не «Королёва», а «Королева». И эта оговорка вернула все на свои места. Мимо нас прошла Королева. Королева Северодара, коронованная восхищенными взглядами и злыми наветами…

И что – это правда: лучше пробоина в борту, чем баба на корабле? Однако зависшая торпеда не выскользнула из бугеля и не сорвалась в воду, не задела мичмана Марфина, так некстати вылезшего из кормового люка; и матрос Жамбалов, поскользнувшись на пирсе, не выронил из рук пластиковую кокору с запалом, и та не скатилась с настила в море; и командир эскадры контр-адмирал Ожгибесов, проезжавший мимо в черной «Волге», не заметил двух наших великовозрастных дурил, вздумавших катать друг друга на торпедной тележке; и железнодорожный кран не поддал на ветру своим пудовым гаком по хвостовине последней торпеды с ее взведенными винтами и хрупкими рулями… Ничего этого не случилось, не стряслось, не произошло. Быть может, она из тех редких женщин, что не приносят кораблям беды?

Прекрасное видение вскоре исчезло и забылось в привычной эскадренной суете. Минер записал в вахтенный журнал номер последней принятой торпеды, и тут же в гавани объявили «ветер-три». Мы дружно вздохнули: успели! Теперь можно было спокойно расстаться с дефицитным плотиком и грузить торпеды в носовой отсек.

2.

Грузить торпеды в нос было несколько