Любимых убивают все - Сабрина Хэгг Страница 19

– Нет-нет, ты не так меня понял… это не то, что я… – Она вдруг резко замолчала. Аксель затаил дыхание, вслушиваясь в шуршащую тишину. Мягко, голосом, едва превышающим шепот, Йенни произнесла: – Мне… я очень рада знать, что ты… ты считаешь меня другом. Ну… по-настоящему.

Аксель слышал, что она улыбается. Представлял себе эту улыбку – смущенную, яркую. Представлял ее раскрасневшиеся щеки, опущенные ресницы. И что-то неудержимо теплое, словно теннисный мячик, наполненный светом, запрыгало у него в животе, отскочило к самому солнечному сплетению и сильно врезалось в сердце.

– Я надеялся вообще-то, что это взаимно, – рассмеялся Аксель.

– Ну, брось! Конечно, взаимно… я просто ляпнула не подумав. Как всегда в общем-то, – виновато затараторила Йенни. – Так ты… согласен поехать?

– Да, конечно, – кивнул Аксель. – У меня в шесть закончится смена. Но я отпрошусь чуть пораньше: где-то в пять тридцать.

– Отлично! Я тогда могу подождать тебя у входа, чтобы на станцию мы пошли уже вместе. Ты же до сих пор работаешь в кафе у Эрикссона?

– Ага, все там же. Недавно повысили до официанта. – Аксель переложил телефон к другому уху. – В общем, звучит отлично.

– Знаешь, что забавно?

– М-м?

– Ты даже не спросил, на какой фильм мы идем! Что, если я тебя на какой-нибудь лютый треш заведу?

– Ну… во-первых, я же не ради фильма еду. – Йенни в ответ почти беззвучно хмыкнула. Смутилась. – А во-вторых, ты вряд ли отведешь меня на что-то плохое.

После того как Йенни положила трубку, Аксель еще немного постоял в коридоре, глядя на залитую светом гостиную. Он улыбался, прижав к подбородку ребро телефона.

Погруженный в мысли о предстоящей поездке, он тихо вошел в гостиную, остановился у двери и, наклонив голову в сторону, стал рассматривать мамины тонкие, сложенные у лица ладони и прижатые к туловищу острые колени. Издалека она казалась совсем юной. Но чем ближе Аксель подходил, тем отчетливее виднелись морщины, серебрящиеся в волосах нити седины…

Он присел на корточки у дивана, приблизил лицо совсем близко в материнскому. Она спала неспокойно, едва слышно стонала во сне, хмурила седеющие брови. Аксель ласково убрал волосы ей за ухо, натянул на худенькие плечи сброшенный на пол плед. Он поцеловал ее – долго, с минуту сидел, прижав свои сухие губы к ее лбу. И только после этого поднялся на ноги.

– Спокойной ночи, мам, – прошептал Аксель и медленно зашагал прочь из комнаты.

Kapitel 6

На следующий день Аксель сдержал слово, поехал с Йенни в Мальмё. На протяжении вечера она так часто благодарила его, будто он и впрямь сделал для нее что-то поистине выдающееся. В ответ Аксель лишь качал головой, отмахивался добродушно от ее тихих искренних «спасибо».

В кинотеатр ребята попали перед самым началом фильма. К их приходу зал был уже забит, поэтому, не найдя мест рядом, они расселись по первым попавшимся свободным сиденьям. На банкет после сеанса не остались – скорыми шагами юркнули к выходу после финальных титров, кинулись в теплые объятия улиц весеннего Мальмё.

Они шагали по историческому центру города, обсуждали фильм и поедали купленную в крохотном фургоне картошку фри. Она оказалась такой соленой, что жгла губы, и соль крупными бисеринами облепливала пальцы. Но тем не менее и Аксель, и Йенни сошлись во мнении, что картошка была вкусная.

В отличие от обсуждения еды, в обсуждении фильма Аксель участвовал крайне пассивно. Он намеренно говорил так мало, как мог, но не столько из-за того, что стеснялся своих почти нулевых знаний о кинематографе, сколько потому, что ему намного больше нравилось слушать Йенни. Он удивлялся тому, как много разнообразных деталей она подметила, как пересказывала ему сцены почти покадрово. Иногда, стоило ей заговорить о том или ином эпизоде, Аксель терялся, даже спрашивал себя, об одном и том же фильме они говорили или нет.

Притом рассказывала Йенни и о понравившихся или непонравившихся ей визуальных приемах, и о влиянии на творчество Долана других режиссеров, и о всевозможных интерпретациях цветов, символов, неслучайно брошенных фраз с такой детской простотой, с таким подкупающим простодушием, что невозможно было не слушать. И глаза у нее горели ярко-ярко, как две кометы, и голос дрожал от эмоций. Поразительным Акселю казалось это сочетание сильной, всеобъемлющей страсти и глубокого, смиренного уважения к кинематографу.

И все же часто Йенни, решив, что говорит слишком много, вдруг замолкала резко, глядела пристыженно в свой полупустой кулек с картошкой. Тогда Акселю приходилось либо выражать уже свое мнение, либо задавать вопросы, и только потом Йенни, выслушав его внимательно, робко начинала говорить вновь.

Аксель шел совсем рядом, почти касался своим плечом ее плеча и жадно ловил каждое слово. Он не хотел, чтобы она останавливалась. В тот вечер Аксель смотрел на нее и думал о том, как мечтает взглянуть на мир ее глазами, почувствовать его так, как чувствовала его Йенни. В тот вечер он верил – это почти удалось. Йенни хрустальным шепотом рассказывала ему об эмоциях, что заполняли ее, опустошали ее, когда она проживала разворачивающиеся перед пронзительным глазом камеры жизни: будь то судьба кулаков во времена коллективизации, монолог о потерянной в Невере любви, памяти и беспамятстве на Хиросиме или история о запутанных, жестоких детско-материнских отношениях.

Когда ребята вернулись в Истад, Аксель, прежде чем оставить Йенни одну на невысоких каменных ступенях ее дома, вдруг сказал, замерев вполоборота:

– Ты знаешь, я бы все отдал за то, чтобы у меня в жизни хоть к чему-то была такая же страсть, как та страсть, что у тебя есть к кино.

Йенни улыбнулась, опустив взгляд на свои холодные смирные руки, и голова ее качнулась пару раз из стороны в сторону.

– А как же рисование?

– Нет, это другое, – ответил Аксель со вздохом. – Даже близко не то. Я этим не живу и не болею.

– То, что ты не задалбываешь всех разговорами о рисовании, еще не значит, что это не то же самое, – усмехнулась Йенни. Она неуверенно подняла глаза на Акселя – хотела увидеть его реакцию на свои слова.

– Нет, я просто… знаю, что это другое. – Аксель не улыбался, говорил с предельной серьезностью: – Я уверен, что когда-нибудь приду на твои фильмы в кино или, может, мне выпадет шанс увидеть хотя бы один из них на фестивале где-нибудь в Каннах или в Венеции. И я