Прощание с родителями - Петер Вайсс Страница 19

омнибусов, за оконными стеклами которых теснились ряды лиц, все терялось в свисте и бурлении бесформенного мира моих мыслей. Не успели мы войти в приемную директора универмага, как я пересек границу затонувшей Винеты. Мы ждали на высокой деревянной скамье. Отец открыл кожаную папку и достал несколько образцов. Он обратил мое внимание на качество тканей. Голос у него был неуверенный и сиплый. Вошла девушка с платиновыми волосами и повела нас через вестибюль, во время ходьбы ее рука с красными лакированными ногтями шевелила и поправляла узел волос на затылке. Она открыла нам дверь, и из ослепительного света комнаты нам навстречу ступил директор универмага, с элегантно затянутой талией и широко выпирающими накладными плечами, поблескивая золотом, бурлящий, смеющийся. Он начал охлопывать отца ладонью, как похлопывают лошадей, повел его к столу, как в стойло, помог ему вынуть из папки образцы. Отец нежными чувствительными пальцами расправлял образцы тканей на столе. Руки директора взрывными жестами прыгали по тканям, терли их, растягивали и щипали. Отпуская шуточки и клюя образцы острыми пальцами, он делал выбор, в то время как отец то и дело доверительно подмигивал мне, и его бледные руки с узкими суставами и ровными выпуклостями полированных ногтей выжидающе лежали на краю стола. Помещение представляло собой единый блок из света и сверкающих оконных проемов. В светящемся блоке парили отраженные поверхности столов. Иногда мимо проходили фигуры с расплывающимися контурами. Над блестящими поверхностями с пестрыми отрезами ткани совершилась сделка между отцом и директором универмага. Дружеским жестом директор универмага одобрил, чтобы я вступил в дело в качестве волонтера. Я плохо понял, о чем речь, и тут же все позабыл, отец и директор стояли передо мной темно-синие, в причудливо светящихся рубашках. На обратном пути в контору отца я ускользнул обходными путями. Я шел под стенами старинных домов, и высокими стенами замков, пересек двор, где находился шахтный колодец, и вошел в мастерскую, где в просторном, поддерживаемом высокими контрфорсами зале вдоль стен стояли мои картины. На несколько мгновений я прервался и стал продвигаться между наполненной рулонами тканей полкой и столом в конторе отца и начал проверять по списку наличие товаров на полке. Потом вышел во двор, оседлал коня и поскакал по вспаханным полям навстречу изрезанной пропастями горной цепи, на опушке леса сидела группа оборванных людей, вооруженная ножами и алебардами, я медленно проскакал мимо, шпоры звенели, пишущая машинка стучала, голос владельца доли в фирме убалтывал отца, и между голыми стволами берез просвечивали большие рогатые звери и белый женский торс. Под вечер я стоял у окна в своей комнате. К неровным серым стенам были прислонены картины, которые мне удалось создать в свободные часы. В глубине дома жили родители, братья и сестры. Синие сумерки окутывали сад. С площадок для гольфа раздавались звуки ударов по мячу. Оконное стекло было горьким на вкус. Из кустов вышел человек в зеленом охотничьем костюме с охотничьей сумкой и винтовкой через плечо. Летящими шагами человек пересек луг и исчез в кустах на другой стороне сада. Мягкий теплый испуг поднялся у меня внутри. Казалось, в меня внедрилась чья-то рука. Я сел к столу, на котором лежали мои рукописи, зажег лампу и стал листать страницы, на которых я в сочинении монаха повествовал о своей давно прошедшей жизни. Я жил столетия назад и здесь, за письменным столом, я вызывал к жизни картины и слова, которые сообщали о моем минувшем существовании. Шаги, раздавшиеся на лестнице, пробудили меня от моей отрешенности. Это были шаги Эльфриде. Эльфриде переехала вместе с нами, ее комната была рядом с моей. Она не закрыла за собой дверь. Я слышал, как она зажгла сигарету, как расчесывала волосы, как снимала одежду. Я встал и на цыпочках подошел к своей двери. Внизу отец запирал входную дверь на ночь. Шаги матери приближались. Теперь она шла по лестнице наверх, на чердак, ступени скрипели под весом ее тела, она шумно дышала. Я отступил назад в комнату. Ручка двери опустилась, вошла мать. Ты что, еще не спишь, спросила она, чем ты занимаешься? Работаю, сказал я. Она огляделась в комнате. Увидела бумаги на столе и спросила, что ты там пишешь? Да так, разное, пробормотал я уклончиво. Долго не сиди, сказала она и откинула покрывало с моей постели. Она подтянула простыню и поправила подушку, потом подошла ко мне, обняла и поцеловала. Когда она вышла из комнаты, я снова подошел к двери. Я слышал, как мать медленными, тяжелыми шагами опадала с одной ступеньки на другую. Двери открывались и двери затворялись, мать шла от одной комнаты к другой и прощалась на ночь. Тихо нажал я на ручку двери. Я подошел к притворенной двери соседней комнаты и открыл ее. Эльфриде сидела в короткой рубашке на краю кровати. Я погладил ее ладонями по плечам и волосам, и она подалась мне навстречу, она обвила меня руками, и ее губы впились в мои. Я поднял ее рубашку вверх, оголяя раздвинутые бедра. Эльфриде расстегнула мне брюки, и я был втянут в неизбежность непонятной задачи. Эльфриде, возбужденно дыша, ощупала меня пальцами и потянула ближе к отверстию в своем теле. Составные части и формулы поставленной задачи были лишены связи и никакого смысла не порождали. Эльфриде, ожидая проникновения, закрыла глаза, когда она снова открыла глаза, я исчез. Я был в своей комнате и закрыл за собой дверь. Я ходил по комнате взад и вперед. Я снял ботинки, чтобы моих шагов не было слышно. Я представлял, как упаковываю картины и покидаю дом. Но я не знал, куда податься с картинами. Где бы я их мысленно ни расставлял, всегда появлялся кто-то и уносил их. Наконец я увидел, как расставил их на улице и сам лег рядом, и большие красные омнибусы проезжали по нам. На следующий день я был в универмаге. У идеального сотрудника всегда при себе ножницы, сказал заведующий отделом и сунул мне в нагрудный карман маленькие ножницы. Сквозь пенсне он изучил мой костюм и твердый белый воротничок. Запомни, новичок, носи воротничок, тот подобен дурачку, кто скажет нет воротничку. Он потеребил свою куцую бородку и повел меня по моему новому рабочему пространству. В глубине торговых залов универмага окаменела растительность тропического девственного леса. Лианы, корни, листья папоротника вились по колоннам, сводам и перилам. Стены и потолки буйно поросли грибами, лишайниками и мхами. Товары горами лежали в сталактитовых пещерах. Меж зернистых камней, шипов и костей лежали горшки и