Повелитель - Светлана Хромова Страница 18

– Привет! – шепнула она.

– Надька, здорово! – обрадовался Вадим и схватил ее за руку. – Вон, первый курс стращает, – он кивнул в сторону ректора.

«Самое трудное, что было в жизни у меня – это школа, – тем временем продолжал свою речь Николай Сергеевич. – Институт – это легче, потому что меньше контроля. Больше самоконтроля. Постарайтесь это запомнить. Постарайтесь взять из этого института как можно больше того, что он дает. Вы серьезны и талантливы, вижу это по вашим лицам. Но вам предстоит большая работа, и эту работу нужно будет делать не после учебы, а еще в его стенах. На нас, преподавателях, тоже лежит непростая задача – вооружить своих учеников профессионально. Путь вам предстоит тяжелый путь писателя – это неимоверно сложно, но путь этот ведет на небеса…»

После официальной части и нескольких пар студенты разбрелись по округе, чтобы отметить начало учебного года. День наполнился теплом и солнцем совершенно по-летнему – природе неведомо, что сегодня на календаре первый день осени. Когда Надя с однокурсниками подошли к Новопушкинскому скверу, там в фонтане уже весело плескались второкурсники. Подойдя ближе к бьющей воде, Надя сняла желтые туфли-лодочки и наступила в лужу, растекшуюся по серой плитке. Ноги ощутили приятное водяное тепло, она глубоко вдохнула и улыбнулась.

– А целиком можешь? Вон молодежь что творит! Молодцы! – подзадорил ее Вадим.

– А сам хочешь присоединиться? – Ася легко подтолкнула его к фонтану и засмеялась.

– Конечно хочу, я все хочу! Одичал, – Вадим немного растерянно улыбнулся.

Ильин жил в селе Байкалово Свердловской области, и это лето, как и другие каникулы, провел там.

– Скучно небось было? – спросила Надя.

– Да ты знаешь, там просто все другое. А как поступил в Лит – будто та жизнь от меня все дальше и дальше. Нет, дома неплохо, конечно, друзья, родители, воздух. Пишется хорошо, я за лето поэму написал! Ну и еще по мелочи. И такой покой вокруг, что удавиться иногда охота. А здесь… – Вадим задумался. – Здесь как параллельная вселенная – и Москва, и Литинститут. Город такой огромный и быстрый, народу много, тут тебе и особняки, и хрущевки, и магазины, и театры. А у нас в Лите своя жизнь, поэтика, семантика и прочее. То, без чего вроде бы и можно обойтись, а на самом деле нельзя. Дома ты со своими стихами нафиг никому не нужен. Может, и здесь не нужен, но все же есть семинары, журналы, литературная жизнь…

– А почему ты решил поступать в Литинститут? – спросила Надя.

– Мне учительница по литературе школьная посоветовала. Я ей стихи свои показывал, она и сказала, что есть такой институт, попробуй. Ну я и попробовал.

– А я наш Лит в справочнике нашла. У меня была такая толстая книга – пособие для поступающих в вузы за 2000 год. Что-то вроде того. И еще я подумала, это очень романтично – учиться с будущими поэтами и прозаиками, – поделилась Ася.

– А еще критиками и драматургами, – подсказал Кизиков.

– Ну вот, а выяснилось, что мальчиков поступает очень мало, во всяком случае на очку.

– А как же Макс?

– С Максом мы расстались.

– Да брось! На самом деле? – удивилась Марина.

– Да. Он говорил мне, что снимает комнату у своей последней жены, и я ему деньги давала на это иногда… Ну ладно, часто. А потом оказалось, что жена вовсе не бывшая, и ничего он там не снимает, они просто живут вместе. И еще ничего ему не скажи, чуть что, сразу начинал орать: «Не кричите на меня, у меня депрессия!» Достало! Я вообще-то тоже пишу, и тоже творческая личность. У меня у самой от него депрессия! Короче, пошел он!

– Вот и правильно, – одобрила Марина.

– Да. Я сначала все время плакала и еще писала стихи. А потом начала смотреть фильмы Блие и поняла, что очень похожа на его героинь. Вы любите Блие? Который Бертран, а не Бернар?

– Ну вот, я только научился различать Моне и Мане и не путать трансцендентное с трансцедентальным, теперь еще это! – возмутился Вадим.

– Да ладно, Вадь, ты что, «Вальсирующих» не смотрел?

– Нет, а что это?

– Я тебе потом расскажу. А лучше покажу, у меня скоро день рождения, соберемся и посмотрим. А Блие я теперь обожаю! Его фильмы можно смотреть в любом настроении. Он один из немногих, умеющий говорить красиво о безобразном. Все его женщины, недавние девочки, любовницы, жены, проститутки, у каждой свой знак смирения и послушания – нести эту жизнь, быть человеком, – вдохновенно рассказывала Ася. – А мужчины у него, злые добрые, потерянные и растерявшие себя во вселенной человеческого мира, словно они везде и нигде одновременно. Или наоборот, сильные, цепкие, хваткие, понимающие, где они и для чего. И все они прекрасны. Непонятно, чем так завораживает эта жизнь – своей подлинностью или уродством, сияющим в особой бертрановской красоте, словно самый драгоценный камень на нашей планете. Это тот свет, который я вижу, очень-очень много света, он светит в человеческой лжи, неправде, страхе, боли и отчаянии, во всех развалинах, изгибах и тупиках судьбы! Этот свет горит, не исцеляя, нет. Но когда вспоминаешь, что он есть, и есть у каждого – это дает силу открывать утром глаза. Словно появляется какая-то новая надежда…

– Ну тебя понесло! – Вадим щелкнул крышкой пивной банки.

– Дурак ты! Ничего не понимаешь, – надулась Ася.

– Я тоже его фильмы люблю, – сказала Марина.

– А у вас с Ветровым как, вы вместе еще? – поинтересовалась Ася.

– Вместе. Мы на море ездили к его друзьям, жили где-то месяц под Сочи. Когда туда ехали, нас с поезда ссадили – за пьянку.

– Вы буянили, что ли?

– Нет, мы не вовремя встретились с начальником поезда. Всего две станции не доехали. Нас в милицейскую машину посадили, отвезли в отделение. Там заставляли дуть в трубочку, ходить по линии и так далее. Я боялась, что деньги украдут – вещи забрали. Но нет, все вернули потом. Только пришлось билеты покупать, чтобы доехать. А так все здорово – море, покой. Миша роман писать начал.

– А ты? – спросил Барсуков.

– А я ничего не написала вообще, мне было так хорошо…

– Сам-то что написал? – спросила Надя.

– А у меня новый сюжет, – он поправил воротник белой рубашки. – Я когда сегодня ехал сюда, на остановке видел замечательную картину – две машины врезались, уже ДПС работают, что-то там измеряют. «Волга» и «Фольксваген».