Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников Страница 17

– Выходит, по-вашему, колхозники не народ? А кто же тогда? Рабы, что ли? – не удержался Никита Захаров.

– Это уже демагогия! – взорвался приезжий и, не видя перспектив для дальнейшей беседы, покинул контору, чтобы обдумать, как повыгоднее для своей персоны доложить руководству о встреченном сопротивлении и невыполнении директив.

Оставшись одни, загрустили правленцы и порешили, что беды теперь надо ждать непременно. Чтоб ее отвести – не миновать огороды перемеривать. На том и сошлись. Дело оказалось ох каким непростым и нелегким. Десятки лет селились рядом, плетень к плетню. Никто и не думал, что будут нормы. Нарезали усадьбу, чтобы семьей обработать сил хватило, и ладно. Как сейчас сокращать, если и дома и постройки без всякого плана ставились... Однако изловчились, додумались.

Правда, после передела поселок, и до того странный, стал и вовсе несуразным. У одного за огородом оказалась коровья стайка, у другого дом, у третьего баня. За счет сокращения усадеб перед домами образовались лужайки, на которых хитрые поселяне стали хранить и колоть дрова, сваливать сено и использовать для других надобностей, которые раньше выполнялись за оградой. В общем, потеряли немного.

У нашей знакомой бабки Марьи после передела далеко за огородом оказалась банька, как бы выбежавшая на дорогу с предложением к проходящему попариться. Огородная рыхлая почва вокруг баньки быстро заросла лебедой и крапивой, словом, запустела. И с тех пор, как убежала банька из огорода от строгого старухиного надзора, стала она проявлять лукавый характер, не иначе как от чертенят, которые, известное дело, всегда гнездятся в банях. То проходившие с вечорки девчонки услышали доносившиеся из баньки глухие мужские голоса, а вызванные мужики ничего в ней не обнаружили, кроме свежего огарка свечи да пустой бутылки; то ненастной осенней ночью, когда прибывшие на уборочную и промерзшие на ветру две молоденькие бабкины квартирантки прогревали свои озябшие души, забрел и заснул в предбаннике вдребезги пьяный киномеханик, и только бабкина бдительность и решительность в борьбе с «басурманом» спасли бедняжек из банного плена; то... Но лучше не будем забегать вперед и изложим все по порядку.

Не берусь утверждать, происки ли зловредного уполномоченного тому причиной или так оно и надо, только вместо Якова Ивановича вскоре привезли другого председателя, молодого, грамотного, со значком-поплавком, по фамилии Котов. Ничего не поделаешь, раз начальство велит – избрали. Нового председателя стали звать по фамилии – Котов и все. А чтобы по имени-отчеству, так это еще заслужить надо.

Как ни молод был новый председатель, но умом не обижен. История с проверяющим заставила его серьезно задуматься. Во избежание повторения подобного, на ближайшем же правлении решено было всех уполномоченных, проверяющих, а равно любое командированное начальство определять на квартиру к Марье Ивановне, благо дом у нее позволяет, пустых кроватей много, сама она без постоянной работы и сможет доглядеть за командированным. За хлопоты начислять ей по трудодню. С такой резолюцией правленцы согласились, но не согласилась сама Марья, запросившая прибавки в виде свежей рыбы и дров, объясняя просьбу прожорливостью гостей, которых луком и простоквашей не прокормишь, им непременно пирог подавай. Не приведи Господи, случится какому бедовому в бригаду из поселка выехать – обязательно промокнет, возись потом с хворым. Баню приходится держать или сугрев какой... В старухиных словах резон отыскали. Рыбу и дрова обещали доставлять, а про сугрев крепко запомнили.

По весне, накануне посевной, когда следовало ожидать первых проверяющих, собрались в конторе мудрые правленцы. Судили и так и этак и сошлись в одном: нынче кукурузы не избежать – вынудят сеять, как пить дать. Все газеты лишь о том и трубят. Попробовать, конечно, можно, да пашни свободной нет: овсом засеяна. Овес для коней ежегодно сеют, и добрый овес родится, жалко посев губить.

Никита Захаров, вся грудь в медалях, слегка утешил. Не сказать, чтобы Никита прилежным хозяином слыл, но хитрец и выдумщик был известный. Вот за эти качества да представительный вид и боевые заслуги ввели его люди в правление. Этот самый Никита и предложил обходной маневр:

– Доверьте мне, я за колхоз грудью встану, своего здоровья не пожалею...

Никита внушительно зазвенел медалями. Медали впечатляли, и овес было жалко.

Для соблюдения «военной тайны» посторонних из конторы удалили и правление заседало за закрытыми дверьми. Что там говорилось, можно лишь догадываться, одно бесспорно: из пекарни к Марье Ивановне завезли три мешка солоду, мешок сахару и две алюминиевые фляги. Никита лично сдал груз бабусе и долго потом шептался с ней на кухне. Старуха хитро улыбалась и заверяла Никиту:

– Паря, все будет ладом. Раз вы решили мне трудодни писать, будьте спокойны... А ты, Никитушка, меня одну с ними не бросай, не дай Бог, характерный попадется, как я с ними управлюсь. Да и компания нужна, а ты вон какой красавец...

Никита согласно кивал головой: такой поворот его как раз и устраивал.

Забора вокруг Марьиного дома нет – есть ограда из жердей. В поселке у всех такие. Вместо калитки через ограду положены доски с перекладинами, как у пароходного трапа, – перелаз. Свинье и корове не перебраться, а от собак все равно не спасешься ни за каким забором.

Когда Толя перескочил через ограду Марьиного дома и обогнул угол, он очутился перед крыльцом, на котором, как и следовало ожидать, стоял частый гость бабки в последнее время – Никита Захаров. В одной руке гостя пучок зеленого батуна, в другой алюминиевый ковшик, из которого он с шумом тянул через край.

– Ух! Хорошо! В самый раз доспело! – Никита сплеснул со дна гущу и захрустел луком. – На хмелю?

– На хмелю, милок, на хмелю, – затараторила бабка, – я еще и травку одну подбавила, для надежности. Ты, Никитушка, пивом не увлекайся – назавтра у тебя слабость и сонливость наступить