Почтальонша - Франческа Джанноне Страница 15

class="p1">Никола отворил дверь спальни и вышел к жене в гостиную. На нем была пижама из чесаной шерсти, пуговицы едва сходились на выпирающем животе. Кармела подумала: если муж еще растолстеет, придется шить ему обновку. В конце концов, Никола старше ее на целых двадцать лет – через полгода стукнет пятьдесят. И разница в возрасте уже ох как заметна… Лысина все ширилась день ото дня. А ведь когда они поженились, без малого одиннадцать лет назад, волосы у него еще были. По крайней мере, так Кармеле помнилось.

– Уже уходишь? – спросил муж.

Кармела накинула пальто и вытащила волосы из-под воротника. Если закрепить их шпильками, будет совсем невыносимо – голова и так раскалывалась от недосыпа. Лучше распустить. На ходу она бросила:

– Отнесу одежду синьоре Тамбурини. Пойди проверь Даниэле, как бы снова не уснул, – попросила она мужа, уже выходя за дверь.

Кармела быстрым шагом отправилась в путь. На пальце у нее покачивались пять вешалок с готовыми женскими костюмами, бережно завернутыми в папиросную бумагу. Вилла Тамбурини располагалась почти в центре. Чтобы попасть туда, пришлось срезать путь по улице Паладини. В детстве Кармела и сама жила на этой улице, прямо напротив дома, где теперь обитал Антонио. Так что сейчас ей поневоле пришлось пройти мимо жилища Карло и Анны, прежде чем свернуть направо.

Кармела замедлила шаг. Перед подъездом стоял припаркованный «Фиат-508». Все окна были еще закрыты, белые занавески задернуты. Кармела остановилась на миг, подняла взгляд туда, где располагалось окно спальни. Она прекрасно помнила этот дом, как будто побывала там только вчера. В детстве они с Карло и Антонио частенько захаживали сюда полдничать. Дядюшка Луиджи неизменно встречал их богатым угощением, которое готовила его домоправительница. Пироги с айвой, миндальное печенье, свежий хлеб, апельсиновый и мандариновый джем… Пока дети с аппетитом уплетали лакомства, дядя Луиджи сидел рядом, опершись на трость, и с удовольствием за ними наблюдал.

Кармела всегда думала, что когда-нибудь они с Карло будут жить в этом доме. И она станет важной синьорой, а не будет гробить зрение за шитьем. Ей представилось, как там, за окнами второго этажа, еще спят в обнимку Карло и Анна. Если бы не эта женщина, с горечью подумала Кармела, сейчас рядом с Карло лежала бы она, Кармела. А в комнате в конце коридора, где в детстве порой ночевали Карло с Антонио, спал бы Даниэле. Они могли бы стать настоящей семьей. Если бы только Анна не встала на пути…

Воспоминания о том проклятом письме до сих пор жгли огнем. Карло исписал три страницы убористым почерком, только чтобы признаться: он встретил другую. Ее зовут Анна. И его сердце теперь принадлежит ей. Это вышло внезапно, будто молнией поразило, – так он написал. И просил Кармелу больше его не ждать, так будет нечестно. Но уж чего-чего, а гордости Кармеле было не занимать. Поэтому письмо Карло, на которое она так и не ответила, полетело в камин. И не только для того, чтобы оно не попало на глаза кому не следует. В первую очередь потому, что Кармела предпочла бы умереть, лишь бы не говорить, что ее бросил парень. Да еще и обрюхатил, ко всему прочему.

Их с Карло единственный раз случился за два месяца до этого, когда он приехал погулять на свадьбе Антонио в качестве свидетеля. И это было ошибкой. Но откуда ей тогда было знать истинную мужскую природу? Кармела не сомневалась: Карло вернется и поведет ее к алтарю. Ведь он это обещал, глядя в глаза, прямо перед тем, как сесть в автобус, который опять увозил его прочь…

Кармела смотрела, как письмо превращается в пепел, и плакала от ярости и обиды. Тогда она дала себе зарок: Карло ни за что и никогда не узнает. Не заслужил он этого ребенка. «Делом», как родители обозвали ее беременность, занялся дон Чиччо. Он живо организовал свадьбу: Никола Карла был одним из многочисленных дочкиных ухажеров. Выбор пал именно на него – немолод и глуповат, из тех, кому можно безнаказанно наставлять рога. Кармеле пришлось согласиться на этот вынужденный брак. «Так надо, если не хочешь позора», – пригрозил дон Чиччо. Кармела заплакала от одной мысли, что придется идти под венец с мужчиной, который годится ей в отцы. Но мать утешающе положила руку ей на плечо: «Один другого не лучше, дочка. В конце концов, все мужики одинаковы».

Вдруг занавеска на окне спальни отдернулась, и Кармела увидела за стеклом профиль Карло. Распахнув глаза, она торопливо зашагала прочь, цокая каблуками по брусчатке.

5

Апрель–май 1935 года

Библиотекарь оказался любезным мужчиной с редкими волосами и мягким взглядом. Анна поблагодарила его и направилась к выходу, прижимая к груди увесистый том «Отверженных» Виктора Гюго и более тонкую книгу «Мертвых душ» Николая Гоголя. Первую она выбрала сама, хотя было до боли обидно, что у них не нашлось издания на французском, подумала она с тяжелым вздохом. Вторую, конечно же, посоветовал Антонио. «Этот роман одновременно жестокий и смешной. Мне очень хочется узнать, что ты о нем думаешь», – сказал он ей. Ох уж этот Антонио и его страсть к русским писателям… Однажды Анна даже спросила его, почему они ему так нравятся. И тот ответил, что, по его мнению, русские лучше всех умеют не только описывать людские страдания, но и сопереживать им. «Они дают почувствовать, что ты не какой-то неправильный, что ты просто человек», – добавил он.

Анна шла домой, предвкушая часы, которые проведет за чтением на скамейке в своем тайном саду, jardin secret, – особенно теперь, когда дни снова стали теплыми и полными ароматов. Ее внимание привлек шум, доносившийся от небольшой толпы, собравшейся у бара «Кастелло». Анна встала за спиной рослого крепкого парня, чьи перепачканные чем-то черным руки порхали в воздухе, и спросила:

– Что случилось?

Парень резко обернулся и уставился на нее округлившимися глазами, сдвинув и без того сросшиеся брови. Это был Марио-чистильщик. Или, вернее, Марио-сплетник, как его все называли.

– Феруччо умер, – ответил он.

– Какой еще Феруччо? – спросила Анна.

– Какой-какой? Почтальон наш, – изумился тот.

– У него было что-то с легкими, – уточнил кто-то.

Феруччо… Ах да, теперь она вспомнила. Несколько раз она его видела – ходил тут в форме, с сумкой. Анна передернула плечами и не прощаясь ушла восвояси.

О Феруччо она и думать забыла, пока через пару дней ветер перемен не взметнул полы ее траурного платья. С некоторым трудом ей удалось уговорить Агату, которой стало чуть получше, сходить вместе за покупками. Едва они вышли из лавки зеленщика, как Анна приметила объявление, приколотое к деревянной доске у большой пальмы на площади Кастелло. ЕСТЬ РАБОТА – гласили крупные буквы в центре белого листа.

– Погоди-ка минутку, – сказала Анна и направилась к доске.

Немного нехотя Агата присоединилась к ней и принялась читать вслух: «В связи с безвременной и прискорбной кончиной нашего любимого земляка Феруччо Пизанелло Королевская почта объявляет набор на должность почтальона. За информацией обращаться в почтовое отделение. 20 апреля 1935 года».

– Надо же, уже нового почтальона ищут, – заметила Анна.

Невестка рассеянно кивнула.

– Ага. Ну все, пойдем уже, – сказала она, потянув Анну за руку. – Нам еще к молочнику нужно.

* * *

Зима выдалась не такой дождливой, как надеялся Карло, и ему приходилось то