Взрослые люди - Марие Ауберт Страница 15

Кристоффер просит ее спуститься, и она усаживается рядом со мной. Я улыбаюсь ей, она улыбается мне беззубым ртом, я обнимаю ее за узкие плечи и дергаю за мышиный хвостик, она делает вид, что ей щекотно, и уворачивается. Тетя Ида. Ее сине-розовый спасательный жилет не похож на оранжевые жилеты из моего детства. Интересно, стану ли я постоянно рассуждать о том, как все было раньше, когда я была маленькой, станут ли Марта с Кристоффером переглядываться и закатывать глаза у меня за спиной, может быть, у меня появятся темные очки, в которых я стану похожей на насекомое, и шляпа, которую я ни за что не сниму в лодке, но с этим я справлюсь, я умею сделать так, чтобы Олея отвечала улыбкой на мою улыбку, и надеюсь, что Марта это заметила, что она следит за нами. Но мама и Марта смотрят на сушу, мама указывает на что-то, думаю, они говорят о том, что в Стурсюнде возвели новые дома. Марта умело и грамотно рулит, когда мы оказываемся в фарватере довольно большого корабля, я вижу, как Кристоффер подмигивает ей, а она склабится ему в ответ. Это я тоже умею, думаю я, знаю, что умею, я долго каталась на катере сегодня утром, когда все вы еще дрыхли, так что не такой уж это подвиг.

По дороге домой посредине фьорда катер начинает чихать, затем несколько раз кашляет и замолкает.

— Черт, не может быть, — говорит Марта.

Она встала и стоит, опустив руки, Кристоффер проверяет бензин. В баке ничего не осталось, я израсходовала почти все во время утренней прогулки.

— У вас что, нет запасной канистры? — удивляется мама.

— Я израсходовала ее, — отвечает Марта. — Но я была уверена, что бензина хватит еще на одну поездку, вчера проверяла.

— Это Марта виновата, что катер остановился? — спрашивает Олея.

— Олея, — говорит мама, — в этом никто не виноват.

Я могла бы сейчас признаться, что это я не долила бензин, но помалкиваю, проходят те секунды, когда я могла бы признаться, но я ничего не говорю, мне нравится, как они теперь смотрят на Марту: немного разочарованно, немного иронично.

Катер тяжело качается на волнах. Мы не слишком далеко от берега, но ветер усиливается.

— А это опасно? — спрашивает Олея, она ведет себя инфантильно и прижимается к Кристофферу.

Я забираюсь на банку. По фьорду двигается несколько катеров, возможно, нас услышат. Я размахиваю руками и кричу.

— Давайте кричать вместе, — предлагаю я.

— В катере стоять нельзя, — отвечает Марта.

— Я тебе разрешаю, — говорю я Олее, и она встает рядом со мной и тоже кричит: «Э-э-эй!».

Марта смотрит на нас и закатывает глаза, но Кристоффер тоже начинает орать, и вот одна шнека поворачивает вдалеке и направляется в нашу сторону, мы радуемся. Заморосил дождь, на воде появились крошечные вмятины.

— Что случилось? — спрашивает мужчина из шнеки, которая подошла вплотную к катеру.

— Кое-кто забыл наполнить канистру бензином, — говорю я.

— Да уж, не слишком дальновидно, — смеется мужчина.

— Не слишком, — отвечаю я, улыбаясь, и Олея тоже хохочет.

Марта пытается выдавить улыбку на своем мрачном лице. Она устраивается на сиденье и говорит, чтобы дальше вел Кристоффер. Мужчина из шнеки делится с нами бензином. Стейн предлагает заплатить, но мужчина отказывается брать деньги. Он ждет, пока Кристоффер заведет двигатель, и показывает большой палец.

— В следующий раз не забудьте прихватить канистру, — кричит он Марте, когда лодки расходятся, и ей приходится улыбнуться.

Когда мы причаливаем, она страдальческим голосом заявляет, что ее тошнит, и просит Кристоффера и Стейна помочь ей сойти на берег.

— Ты выглядишь не очень, — произносит мама. — Может, приляжешь ненадолго?

— Да, — отвечает Марта, она вытягивает спину и разминается.

Я ощущаю проворство в ногах, хотя и замерзла во время прогулки. Мне кажется, я выиграла какой-то приз. Но когда я вижу, как Кристоффер гладит Марту по волосам, а мама в тот же миг обнимает ее за талию, снова чувствую себя поникшей и высохшей, я стою со швартовым в руках и должна закрепить его, мне предстоит завязать красивый незаметный узел, но вместо этого хочется швырнуть веревку ей, в нее, потому что во всем виновата она.

* * *

Я ЛЕЖУ В КОМНАТЕ и читаю журнал, жду звонка врача, после него я закажу билет на поезд в Гётеборг и забронирую гостиницу, решу, когда принимать гормоны, и все начнется. Наступит время, когда у меня появится хлопец, время, когда все может случиться.

Я чуть не оказалась в подобной ситуации два года назад. Я сообщила подругам, что никаких чувств, но есть один парень, с которым я познакомилась в «Тиндере», у него имеется сожительница, и это его проблема, я всегда так говорю. Марта тогда только влюбилась в Кристоффера и сидела здесь, на даче, в его объятиях, а я развлекала их рассказами о женатых мужиках, в том отпуске Олеи с ними не было. Кристоффер смеялся, а Марта закатывала глаза и говорила:

— Как это похоже на тебя, Ида, ты должна подумать о его семье, я даже не понимаю, как он решился зарегистрироваться в «Тиндере».

— Разве это не он должен думать о своей семье? — парировала я.

Но я думала о его семье, на самом деле я думала только о том, уйдет ли он из своей семьи. Я думала о нем и о том, уйдет ли он из своей семьи, когда мыла тарелки с лютиками, когда ходила с Мартой на пляж и читала старые журналы, когда отвечала на рабочие мейлы, на которые не должна была отвечать, потому что находилась в отпуске, я думала о нем и о том, уйдет ли он от своей сожительницы, я не могла на это рассчитывать, конечно нет, никто не уходит от своих женщин, но случалось и так, случалось, что люди поступали так, когда влюблялись в других. По вечерам я лежала в той самой кровати, что и сейчас, может, моя кожа была нагрета солнцем, хотя мне кажется, что тем летом было не слишком жарко, и я думала о том, каким будет следующее лето, бросит ли он к тому времени свою сожительницу и приедет ли со мной сюда. Я была немного пьяна после ужина и переписывалась с ним о том, как мы займемся любовью. Когда мы так болтали, у меня появлялось чувство, что ему больше нравится переписываться со мной, чем заниматься любовью, потому что когда я появлялась в городе, у него редко находилось время для встреч. Мне не хотелось так думать, я много раз влипала в дурацкие истории, мне хотелось думать, что сейчас все по-настоящему. Я