Мадам Хаят - Ахмет Алтан Страница 15

Выходя из аудитории, я подумал: «Я не хочу обладать мадам Хаят, я хочу быть рядом с ней». Но было что-то неубедительное в этой мысли, мне казалось, что я дал неправильный ответ. Я сильно сомневался в собственных утверждениях, все время слыша голос, говорящий: «Возможно, я хочу обладать ею». И чем же я хотел обладать? Ее телом? И словно кто-то другой ответил на этот вопрос: «Да, я хочу обладать ее телом». А душа? Я не хотел отвечать на этот вопрос, да и задавать этот вопрос самому себе я не хотел, но не мог выкинуть его из головы. Думая о душе мадам Хаят, я вспоминал одиночество, в которое она уходила, когда смотрела телевизор, я не мог понять, почему я воспринимал ее одиночество так, словно это была ее душа, но я знал, что хочу создать для себя место в том одиночестве. Была ли это воля к обладанию или уже какая-то иная воля? Ответы на эти вопросы пугали меня, я не мог забыть, как завораживало меня ее спокойное и таинственное одиночество, потому что…

Мадам Хаят не пришла в тот вечер. Сылы тоже не было. Мне не с кем было поговорить, все меня бросили. Я смотрел на сцену пустыми глазами. Там пела женщина в очень короткой юбке, и ее ноги были необычайно красивы. Я вспомнил слова мадам Хаят: «Женщины знают, где приоткрыть». С лицом певицы что-то было не так, что-то, чего нельзя понять с первого взгляда. Я пытался сообразить, в чем дело, устремив все свое внимание на это лицо. Ее рот был похож на порез. У нее не было губ. Но странность заключалась в том, что их отсутствие создавало выражение суровой притягательности.

Затем выступил певец и три танцовщицы беллиданса в расшитых блестками топиках и юбках с разрезами. Они танцевали с необычайной грацией.

В перерыве я вышел в буфет и взял чашку чая. Большинство женщин были примерно того же возраста, что и мадам Хаят, и почти у всех были светлые волосы. Я опять вспомнил ее слова: «Женщины умирают блондинками независимо от того, с какими волосами родились». «Почему?» — спросил я. Она рассмеялась и объяснила, что с возрастом у женщин морщины становятся глубже и темные волосы это подчеркивают, а светлые — смягчают. «Разве в книгах о таком не пишут, Антоний?» — подшучивала она надо мной.

Я скучал по ней.

В зале появилось несколько новых женских лиц, которых я раньше не видел. Дамы были не похожи на других зрителей, они сидели молча, почти со скорбным выражением, удивленно и немного застенчиво поглядывая по сторонам. Им тут было не по себе. Присмотревшись повнимательнее, я увидел за их скорбными лицами следы еще не исчезнувшей надменности.

Во втором акте зурнист исполнил соло в интерлюдии задорной народной песни и сыграл эту песню в джазовом стиле, и я бы не поверил, если бы мне сказали, что от зурны можно добиться джазового звучания. Я был поражен этим человеком и его талантом. Он сорвал бурные аплодисменты зрителей. Кокетливые белокурые женщины и мужчины, непристойно разглядывающие их, понимали ценность услышанного.

Когда съемка закончилась, я встал со своего места позже всех, я не хотел торопиться. Пройдя в одиночестве по улочкам, я вернулся в бывшую гостиницу и зашел на кухню, думая, что столкнусь там с кем-нибудь, но никого не встретил. В надежде, что кто-то придет, я налил себе чаю и уселся за стол. Никто не пришел. Я вернулся в свою комнату. Вышел на балкон. Стал смотреть на улицу. Толпа, казалось, немного поредела.

Вернулся внутрь. Крестьяне собирались на вечеринку. Они будут вечно туда идти.

Я не стал раздеваться, испытывая бессмысленный страх, что, раздевшись, стану еще более слабым и одиноким. Я сел на кровать в одежде и уснул. Проснулся рано утром. Комната показалась мне такой узкой, что не вздохнуть. Я выбежал из здания. Бродил по улицам. Люди шли на работу с угрюмыми лицами.

К полудню я набрался смелости и позвонил Сыле.

— Как дела? — спросил я.

— Я в порядке, — сказала она, — а ты как?

Мне показалось, она обрадовалась, услышав мой голос.

— Чем занимаешься?

— Я нашла «Сказку о неизвестном острове» Сарамаго в библиотеке Хакана, теперь читаю.

— Бедный Педро Орсе, — сказал я.

— Бедный Педро Орсе, — повторила она.

Две любовницы Педро Орсе пожалели его в его одиночестве и занялись с ним любовью. Это была одна из сцен, которая произвела на меня большое впечатление из-за того, что в ней отразились добрые намерения людей.

В этом мире мало кто мог бы ответить мне «бедный Педро Орсе», когда я сказал «бедный Педро Орсе». Я нашел такого человека, но не оценил этого.

Когда я читал «Божественную комедию», меня очень впечатлила история Паоло и Франчески, которых Данте встретил в Аду: читая книгу об истории любви, они влюбились друг в друга, нарушили все запреты и согласились вместе отправиться в Ад. Я всегда мечтал о такой любви, о том, чтобы влюбиться в женщину, читая вместе одну книгу. Для меня это была самая большая любовь. Слова «бедный Педро Орсе» напомнили об этой мечте.

— Тебя не было прошлым вечером, — сказал я.

— Занятия поздно закончились, я не успела, — сказала она. — Тебя тоже давно не было…

— Мама заболела, я ездил к ней, но теперь она в порядке, — сказал я. Не решившись сказать: «Давай встретимся», я спрятался за Шекспира: — «When shall we two meet again, in thunder, in lighting or in rain?»[3]

Я услышал ее смех.

— Нам не нужно ждать чего-то столь драматичного, мы можем встретиться просто в пасмурную погоду.

— Когда ты будешь готова, чтобы я мог забрать тебя? Один друг одолжил мне свою машину.

— Я буду готова через два часа.

Мы поехали на пляж. Погода испортилась. Море приобрело сероватый цвет.

— Найдем какой-нибудь ресторанчик и закажем рыбу?

— Это очень дорого.

— Ну… Я не тратил деньги, полученные за съемки, у меня есть немного. Можем потратить их в ресторане.

— Это очень безответственно.

— Очень безответственно перед кем?

— Перед собой…

— Тебя так учили?

Я был поражен, услышав эти слова из собственных уст. Подобно морским обитателям из документального фильма о подводных лодках, я менял форму в зависимости от того, какой человек был передо мной.

— Меня так учили, — холодно сказала Сыла. — А тебя?

— Ладно, так что будем делать?

— Давай остановимся в какой-нибудь чайхане у моря, возьмем чаю с тостами и поедим в машине.

Мы поступили, как она сказала.

— Кто была эта