Вся ваша ненависть - Энджи Томас Страница 14

Папа хлопает Кэмерона по ладони, потом обнимает.

– Как жизнь, приятель? Ты в порядке?

– Да, сэр.

Лицо мисс Розали озаряет широкая улыбка. Она раскидывает руки и, когда я подхожу к ней, обнимает меня искренне и сердечно, хоть мы и не родня. В ее объятиях нет никакого сочувствия – лишь любовь и сила. Наверное, она догадывается, что мне недостает и того и другого.

– Милая моя, – произносит она, а потом, отстранившись, смотрит на меня, и глаза ее наполняются слезами. – Как же быстро ты выросла!

После мисс Розали обнимает моих родителей и, когда мисс Тэмми уступает ей кресло, похлопывает по краешку стоящего рядом дивана. Я усаживаюсь на него, а она берет меня за руку и гладит большим пальцем по тыльной стороне ладони.

– М-м-м, – бормочет она. – М-м-м! – Точно моя рука рассказывает ей историю, а она с участием слушает.

Спустя некоторое время она наконец произносит:

– Я безмерно рада тебя видеть. Я очень хотела с тобой поговорить.

– Да, мэм. – Я отвечаю как положено.

– Лучшего друга, чем ты, у этого мальчишки не было никогда.

На этот раз я не могу соблюсти вежливость.

– Мисс Розали, мы не были так уж близки…

– А мне все равно, милая, – отмахивается она. – У Халиля никогда не было такого друга, как ты, это я знаю наверняка.

Я сглатываю.

– Да, мэм.

– Полицейские сказали мне, что ты была рядом, когда это случилось.

Значит, она знает.

– Да, мэм.

Я словно стою на рельсах и напряженно смотрю, как на меня мчится поезд, ожидая столкновения – того мига, когда она спросит, что произошло.

Но поезд съезжает на другие пути.

– Мэверик, он хотел с тобой поговорить. Ему нужна была помощь.

– Правда? – выпрямляется папа.

– Ага. Он торговал той дрянью.

Я цепенею. Я, конечно, догадывалась, но теперь, когда знаю, что это правда…

Мне больно. Клянусь, я хочу отругать Халиля самыми последними словами. Как он мог продавать ту самую дрянь, которая отняла у него маму? Он хоть понимал, что точно так же отнимает мать у другого ребенка?

Понимал ли он, что если его имя превратится в хештег, то многие будут видеть в нем лишь наркоторговца? А он был кем-то большим.

– Он хотел бросить, – вздыхает мисс Розали. – Сказал мне: «Бабуль, я так больше не могу. Мистер Мэверик говорит, что это приведет меня либо в тюрьму, либо в могилу, а я не хочу ни того, ни другого». Он уважал тебя, Мэверик. Очень уважал. Ты заменял ему отца.

Папа вдруг тоже цепенеет, и глаза его тускнеют; он кивает. Мама гладит его по спине.

– Я пыталась его вразумить, – говорит мисс Розали, – но в этом районе молодые люди глухи к словам стариков. И деньги делу не помогают. Он все время носился, платил по счетам, покупал себе кроссовки и прочую ерунду. Но я знала, он помнит то, что ты, Мэверик, говорил ему все эти годы, и потому не теряла веры. Все гадаю: как бы сложилась его судьба, проживи он еще хоть один день?..

Мисс Розали закрывает рукой дрожащие губы. К ней сразу же тянется мисс Тэмми, однако мисс Розали ее останавливает.

– Все хорошо, Тэм. – Она переводит взгляд на меня. – Я рада, что он был не один, но еще больше рада, что рядом была именно ты. Это все, что мне нужно знать. Мне не нужны подробности, ничего не нужно. Я знаю, что рядом была ты, – и этого достаточно.

Я, как и папа, могу только кивать.

Но когда я беру бабушку Халиля за руку, то вижу в ее глазах боль.

Его младший брат больше не улыбается. Люди решат, что Халиль был просто гангстером, и на все остальное им будет плевать. Скажут: «Да какая разница?» Но для нас разница есть. Нам важен Халиль, а не то, чем он занимался. Больше нас ничего не волнует.

Мама подается вперед и кладет на колени мисс Розали конверт.

– Пусть это будет у вас.

Мисс Розали открывает его, и я мельком вижу внутри пачку денег.

– Это что такое? Вы же знаете, я не могу этого принять…

– Нет, можете, – говорит папа. – Мы не забыли, как вы нянчились для нас со Старр и Секани. С пустыми руками мы вас оставить не можем.

– А еще мы знаем, что вам нужно оплатить похороны, – говорит мама. – Надеемся, теперь будет легче. К тому же мы собрали деньги со всего района. Так что ни о чем не беспокойтесь.

Мисс Розали утирает слезы.

– Я верну вам все, до последнего цента.

– Разве мы сказали, что нам нужно что-то возвращать? – спрашивает папа. – Лучше просто выздоравливайте. А если попробуете отдать нам деньги – мы их тут же вам вернем, Бог свидетель.

Еще больше слез и объятий. В дорогу мисс Розали дает мне «ледяной стакан» – и на льду блестит красный сироп. Она всегда делает напитки послаще.

Мы уезжаем, и я вспоминаю, как Халиль бежал к машине, когда меня забирали домой, и на солнце сияли его глаза и жирные проблески кожи между косичками. Вот он постучит в окно, я его опущу, а он осклабится, сверкая кривыми зубами, и скажет: «Счастливо – в попе слива!»

Раньше я бы похихикала, оголив кривые зубы, а сейчас плачу. Когда человека не стало, прощания с ним ранят сильнее всего. Я представляю, как Халиль стоит у окна машины, и улыбаюсь: «Чао-какао!»

Пять

Утром в понедельник, когда мне предстоит разговор с детективами, я ни с того ни с сего начинаю рыдать во время глажки и сворачиваюсь клубком у себя на кровати. Утюг в руке выпускает пар. Забрав его у меня, дабы я не прожгла герб Уильямсона на своей поло, мама принимается разминать мне плечи.

– Поплачь, Чав, поплачь.

Потом мы всей семьей тихо завтракаем на кухне – одного только Сэвена нет за столом. Он провел ночь дома у своей мамы.

Я сижу, уставившись на вафли. Меня тошнит от одной мысли, что мне придется ехать в участок и говорить с полицейскими, а при взгляде на еду становится только хуже.

После завтрака мы, как всегда, переходим в гостиную и складываем ладони в молитвенном жесте под обрамленным постером «Программы десяти пунктов». Папа начинает молитву.

– Чернокожий Иисус, оберегай детей моих, – говорит он. – Отведи от них все злое и дай силы отличить змей от друзей их. Даруй им мудрость, объясни, как постоять за себя.