Моя новая сестра - Клэр Дуглас Страница 12

Беатриса больше не расспрашивает меня о Люси, и это меня радует. Значит, мне не придется ей врать. Захочет ли она общаться со мной, если узнает об Алисии и о том, как я попала в психиатрическую больницу после смерти Люси? Я натягиваю рукава блузки на запястья, чтобы скрыть следы своего срыва.

– Со мной все нормально, – лгу я.

Я была невероятно польщена, когда Беатриса позвонила мне и пригласила на вечеринку к Монти. Она не только хочет, чтобы я стала ее соседкой по дому, но и предлагает мне войти в круг ее друзей, стать частью ее жизни. Тем не менее, несмотря на антидепрессанты, сегодня вечером я испытываю сильную тревогу.

– Правда, это потрясающее место? – спрашивает она, пытаясь разрядить обстановку, и берет меня под руку. – Монти как будто печатает деньги, столько их у него. Ха, Монти-принтер – вот как его следует называть!

Она смеется над собственной довольно незатейливой шуткой, но у меня в груди продолжает стоять давящий комок.

Беатриса рассказала мне, что познакомилась с Полом Монтгомери – или, если коротко, Монти – после его выступления с докладом в университете, где она обучалась в магистратуре, и они стали закадычными друзьями.

– Он очень эпатажная личность, – поясняет она. – И довольно успешный художник. О его вечеринках ходят легенды.

Перед тем как мы проходим в тяжелые парадные двери, я делаю глубокий вдох, и жара обрушивается на меня, точно невидимая стена. Мне трудно глотать, язык прилипает к пересохшему нёбу. Повсюду люди, они толпятся на лестничной площадке, снуют по коридору, торчат в дверных проемах, светски улыбаются, держа в руках бокалы с игристым. Официанты, одетые в черное и белое, ловко лавируют в толпе, неприметно наполняя бокалы и раздавая закуски с серебряных подносов. Музыка пульсирует в ушах, заставляя мое сердце колотиться еще быстрее, так, что на шее начинает биться жилка. Я всегда знала, что это будет тяжело – первая вечеринка без Люси.

Я вдруг вижу ее среди толпы людей, собравшихся на лестнице, – воздушный шарф на длинной шее, знакомая ободряющая улыбка играет на полных губах, – но едва я моргаю, она исчезает. Беатриса смотрит на меня, спрашивая, все ли со мной в порядке, и, когда я киваю, ободряюще сжимает мою ладонь, уверяя, что все пройдет как надо и что просто нужно не отходить от нее. Я следую за ней, держась за ее руку, пока мы пробираемся сквозь толпу веселящихся людей, точно так же, как раньше следовала за сестрой, когда мы ходили на вечеринки или в клубы.

Всегда было так: Люси и Аби Кавендиш, и никогда – наоборот. Она была на две минуты старше меня, моя лучшая половина, более яркая, блестящая и умная близняшка. Я же считалась неудачным щенком в помете. Как любила рассказывать мама, в младенчестве я была болезненной и страдала от кислотного рефлюкса, в то время как Люси благоденствовала, поглощая молоко и любую твердую еду, до которой могла дотянуться своими пухлыми ручонками. На выцветших фотографиях, сделанных папиным «Поляроидом», – квадратных и пожелтевших, со скрученными от возраста углами – мы с Люси сидим вместе на овчинном коврике перед камином или на одеяле для пикника на лужайке нашего сада. Две почти одинаковые малышки в одинаковой одежде, но она – пухленькая и милая, а я – невзрачная худенькая близняшка, искаженное зеркальное отражение Люси.

Даже в школе Люси находила друзей легче, чем я; она вела себя естественно и непринужденно, в то время как я была слишком зажатой. Когда она предлагала мне присоединиться к другим девочкам на детской площадке, я выпячивала нижнюю губу и мотала головой, что приводило ее в ярость. Она была общительной и яркой, как бабочка, а я сковывала ее крылья. Я хотела полностью завладеть ею, ее вниманием и дружбой, как будто уже тогда знала, что время, проведенное вместе, будет ограниченным и очень коротким. Когда Люси играла в прятки или пятнашки с другими детьми, я бродила по детской площадке в одиночестве, придумывая истории о великих приключениях, в которые мы будем попадать вдвоем – и только вдвоем.

Только в университете я вышла из тени Люси. У меня не было выбора. Она, с ее великолепными мозгами, всегда планировала поступить в один из «краснокирпичных университетов», принадлежащих к группе Рассела [7]; мои родители хотели, чтобы она стала врачом, и она их не разочаровала. Я же, напротив, претендовала только на местный политехнический колледж, хотя, похоже, удивила всех, в том числе и себя, когда поступила в Кардифф на факультет журналистики.

Люси пришла бы на эту вечеринку с гордо поднятой головой, как будто была своей в этом мире богатства и искусства, и я последовала бы за ней, отразив блеск ее уверенности, подобно зеркалу.

– Беатриса, моя дорогая, моя прелесть! – раздается громкий голос, и из толпы появляется здоровенный, как медведь, мужчина с всклокоченной бородой, на вид ему не менее пятидесяти лет. – Я так рад, что ты смогла прийти!

На нем рубашка с вырвиглазным принтом, открывающая шею и обтягивающая внушительный живот. Он и Беатриса деловито целуют воздух в паре дюймов от щек друг друга, а затем поворачиваются ко мне.

– Итак, это Аби, – говорит мужчина, его шоколадно-карие глаза встречаются с моими. – Я много о тебе слышал. А я Монти. – Он крепко пожимает мне руку. – Пойдемте, выпьем чего-нибудь.

Они идут рядом, а я тащусь позади них. Я вижу, как бретелька кроваво-красного бюстгальтера торчит из-под черной безрукавки Беатрисы и врезается в кожу ее плеча. Из-за грохота музыки я не могу разобрать, о чем говорят они с Монти.

Мы заходим в огромную гостиную с высокими потолками, белыми стенами, лепными карнизами и георгианскими ставнями, выкрашенными в свинцово-серый цвет. Монти сует мне в руку бокал с чем-то оранжевым, а затем возобновляет разговор с Беатрисой, и меня охватывает ревность из-за того, что он отнимает у меня ее внимание. Я делаю глоток коктейля; он настолько крепкий, что алкоголь обжигает мне пищевод, заглушая беспокойство, и не успеваю я опомниться, как допиваю бокал и беру с подноса проходящего мимо официанта еще один. У меня кружится голова, когда я обвожу глазами зал и вижу на стенах множество картин маслом в золоченых рамах – на них изображены скудно одетые мужчины и женщины с ангельскими лицами, это похоже на современные версии работ Боттичелли. Я понимаю, что это картины кисти