Моя дорогая Ада - Кристиан Беркель Страница 11

мы, дети и внуки, устраивались напротив друг друга. Бабушка трижды выходила замуж. Когда один умирал, она знакомилась на церковной скамье со следующим. Отец Эрны, Вилли, взял веревку и ушел в лес. Отец Отто, которого тоже звали Отто, погиб на Первой мировой войне, за три месяца до рождения сына. Он был большой любовью бабушки Анны, и потому она назвала его именем моего отца. Ее последний муж, Карл, был разнорабочим. Большую часть времени он был пьян и избивал всех вокруг, кроме любимой дочери Инге. Он умер незадолго до конца войны, дома, у печки. Три свадьбы, трое родов, трое похорон. После этого бабушка Анна посвятила себя Богу.

Тяжелое воскресное жаркое опустилось в центр стола. Здесь никого не заставляли сидеть идеально ровно, люди всем телом наклонялись над столом и опирались на него, чтобы протолкнуть нагруженную вилку поглубже в широко раскрытый, как у стоматолога, рот – ему оставалось лишь неторопливо и шумно трудиться, благодаря чему утомительные застольные дискуссии с вечно одинаковыми вопросами о жизни становились излишними. Если разговоры и были, то длились они недолго.

– А где Сала? – спросила бабушка Анна.

– Дома, мама, я же тебе говорил.

– Нет.

– Нет, уже говорил.

– Нет.

– Говорил.

– Нет, не говорил.

Она отложила приборы в сторону.

– Ну, значит, нет, – сдался отец.

Дядя Гюнтер со стоном потянулся через стол. Его рука не дотягивалась до миски.

– Волкер, картошку.

У моего двоюродного брата Волкера уже заплыли жиром бедра. Его пухлые губы казались мне жутковатыми. Кроме того, он на меня пялился.

– Малец, сделай-ка погромче. В этом бедламе ничего не слышно! – крикнул дядя Гюнтер.

Волкер со стоном встал.

– Гюнтер, веди себя прилично.

Бабушка Анна не терпела дурных манер. Она была дамой. Если кто-нибудь заходил в ее присутствии слишком далеко, то сразу получал по рукам, и неважно, кто это был, – ее не остановил бы сам евангельский епископ.

– Тихо падает снег… – пропела Габи и стряхнула с плеч брата перхоть, когда он сел на место.

– Сейчас получишь, – огрызнулся Волкер и повернулся к матери.

– Правильно, мой мальчик, не давай себя в обиду. А вы, барышня, следите за языком, ладно?

– Господи, это поллюции, да?

Габи враждебно посмотрела на мать. Когда рука дяди Гюнтера ударила по столешнице, тетя Эрна от ужаса выронила вилку. Ее муж, дядя Полхен, спрятал усталые глаза-пуговки за толстыми стеклами очков.

– Уймитесь, хабалки. Я пытаюсь смотреть передачу, – прорычал дядя Гюнтер.

– Ни слова против маминого любимчика, – прошептала мне двоюродная сестра.

Габи, хорошенькая дурочка, как называла ее мать, была та еще пройдоха. Когда я впервые пришла к ним в гости, она заманила меня в ванную, задрала свое платьице, наклонилась, широко раздвинула ягодицы и гордо воскликнула: «Смотри». И потом тоже постоянно хвасталась, что на ней нет трусиков.

– У тебя уже есть поклонник?

Я покраснела и покачала головой.

– Ну, все еще впереди, или ты из другой команды?

Габи было шестнадцать, и она хлопала приклеенными ресницами. Я понятия не имела, о какой команде шла речь.

– Ну, буч? – сказала она и закатила глаза.

Прежде чем я успела что-то ответить, она схватила меня между ног. И ущипнула так сильно, что на глазах выступили слезы. Я злобно ударила ее кулаком по ребрам. Она коротко ахнула, но оставила меня в покое до конца дня.

– Как дела в школе, Волкер? – спросил мой отец.

– Понятия не имею.

Тетя Инге положила руку на колени сыну.

– Мой Волкер сейчас проходит стажировку.

– А, – ответил отец. – На кого же?

– На автомеханика, – ответила тетя Инге.

– Тоже на механика? А водительские права? На этот раз удалось?

– Не-а, – ответил Волкер.

– Как же ты тогда собираешься стать механиком?

– Я должен чинить машины, а не кататься.

– Вот как, – сказал мой отец.

– Да. Или вы должны жениться на пациентках, прежде чем ковыряться у них в носу?

– Точно, – поддержала его тетя Инге.

– А где пианино, которое я подарил вам на Рождество? – спросил мой отец, не желая развивать тему.

– Волкер разобрал его, – сказала тетя Инге.

Отец вопросительно на нее посмотрел.

– Разбил, – уточнил Волкер.

Отец резко выпрямился, словно проглотил палку.

– Он сделал из фортепианных струн гитару, – пояснила тетя Инге.

– Бас-гитару, – поправил Волкер.

– Да, отменную бас-гитару, – сказала тетя Инге. – Неси ее сюда, мой мальчик.

Волкер молча встал.

– Что Сала делает дома? – спросила бабушка Анна.

Разве она не заметила, что папе не понравился этот вопрос? Почему начала опять?

– Отдыхает, – ответил он.

– Почему?

Я украдкой глянула на отца. Возможно, он сможет объяснить, почему в некоторые дни моя мать встает с постели, только чтобы поесть.

– Плохо себя чувствует, – сказал он.

– А.

Бабушка отвернулась. После короткой паузы она посмотрела на нас строгим взглядом.

– Вы в церкви сегодня были?

Все продолжили молча есть.

– А Сала, значит, плохо себя чувствует?

– Я уже сказал.

– А.

Отец принялся тщательно складывать салфетку, словно на данный момент не было ничего важнее. Возможно, он знал точно, а может, просто догадывался. Бабушка Анна, его мать, медленно сходила с ума. Она вызывающе взглянула на сына.

– Опять душа, да?

– Отто, картошки? – предложил дядя Гюнтер.

Вернулся Волкер с бас-гитарой. Очевидно, он распиливал заднюю стенку фортепиано до тех пор, пока получившийся результат не начал отдаленно напоминать бас-гитару. Отец молча пялился на стол.

– Не переживай, Отто, – сказал Гюнтер, – мне пианино тоже нравилось больше, но мать позволяет мальчишке все, дает карт-бланш, как говорят французы.

В таких обстоятельствах отец даже заговорил со своим зятем.

– Как работа, Гюнтер?

– Получил повышение.

– Поздравляю, Гюнтер, я очень рад.

– Начальник бригады СУБ.

– Ах да.

– Папа, что такое СУБ?

– Служба уборки Берлина, – ответил отец.

– Вывоз мусора, говори прямо, Отто. Дядя Гюнтер теперь руководит вывозом мусора, мое дитя, – сказала тетя Инге.

Я попыталась поймать правильный глаз, чтобы вежливо ответить на ее взгляд.

– СУБ, – повторил дядя Гюнтер. После шестого пива у него уже немного заплетался язык.

– Душа, – тихо пробормотала бабушка Анна. На нее уже никто не обращал внимания.

– Задумайтесь, когда проиграете.

Сказав эту фразу, она внезапно посмотрела на меня. Все замолчали. Папа повернулся к своей матери.

– Что ты сказала?

Бабушка Анна подняла красиво поседевшую голову. Она с улыбкой посмотрела в безмолвные лица своей семьи, будто знала, что здесь никто не сможет понять, о чем речь. И назидательно, со строгой улыбкой повторила:

– Задумайтесь, когда проиграете.

Ее взгляд был по-прежнему прикован ко мне.

– Мама, о чем ты?

– Разве вы не слышите его голос?

– Какой голос? – спросил папа. Бабушка спокойно на него посмотрела.

– Ну, голос.

– Мама, о чем ты?

– Да дураки из телевизора, – пыхтя,